Сам он сидел перед обрезком бревна с ножом в толстой намозоленной лапе. Под ногами скопилась горка тонких завитых стружек – он занимался резьбой. Был он лысым, бледным, с густой косматой белой бородой, широкими плечами и руками, перевитыми веревками мускулов.
Она натолкнулась на него несколько месяцев назад, в одну из первых вылазок. Решила забраться повыше, чтобы сверху посмотреть на здание государственного совета, а он сидел там, запивал обед из побитого керамического водоочистителя. И больше всего походил на просветленного гуру, какие медитировали на горных вершинах в старых комиксах. Будь в его улыбке хоть толика угрозы, Тереза, наверное, испугалась бы. Но угрозы не было, и она не боялась. Да и Ондатра сразу с ним подружилась.
– Прости, – заговорила она, присев на краешек койки. – Занята была. Столько нового приходится учить. А ты что делаешь?
Тимоти осмотрел незаконченную резьбу.
– Мне бы нужен метчик. Один уже есть, но для тонкой работы грубоват.
– А тебе нельзя накапливать лишние инструменты, – подхватила Тереза.
Это была их общая шутка, и Тимоти ухмыльнулся.
– Что верно, то верно. Так что стряслось?
Тереза подалась вперед. Тимоти, нахмурившись, отложил нож. Не зная, с чего начать, она начала с отцовских планов ее подготовки.
Он умел слушать так, что она чувствовала: он действительно слушает, а не готовит ответ и не ждет, пока она замолчит. Он сосредотачивался на ней – так же, как на дереве, когда резал, или на обеде, когда готовил. Он ее не судил. Он ее не разгадывал. Она никогда не опасалась разочаровать его своими словами.
Ей мечталось, что так мог бы слушать ее отец – если бы не был ее отцом.
Она перескакивала с одного на другое, рассказывала Тимоти про Коннора с Мьюриэль, про встречи и совещания, которые отец ввел в ее расписание. И обо всех будничных тревогах и мыслях, что незаметно для нее складывались воедино, пока не привели к танцующему медведю Холдену и его странным словам: «Смотри на меня», – прозвучавшим так, будто под ними подразумевалось что-то большее…
Когда у нее кончились слова, Тимоти откинулся назад и почесал в бороде. Ондатра свернулась между ними на полу. Она тихо похрапывала, одна нога подергивалась – ей что-то снилось. Два ремонтных дрона общались между собой, низко и мелодично пощелкивая по нисходящей гамме. Выложив все, Тереза сразу почувствовала себя лучше.
– Да, – заговорил, помолчав, Тимоти. – Ну, что тут скажешь, ты не первая, кто чувствует, что капитан из тех щепок, что расколоть непросто. Он так действует на людей. Но раз он советует тебе за ним приглядывать, пожалуй, стоит приглядывать.
Тереза прислонилась к стене, подтянула к себе колени.
– Мне просто хотелось бы понять, отчего он меня так растревожил.
– Он обращался с тобой как с обычным человеком.
– Ты тоже так обращаешься. Мы друзья.
Тимоти поразмыслил.
– Или это оттого, что он считает твоего папу мерзавцем.
– Папа не мерзавец. А Холден убийца. Не ему судить других!
– Папа-то твой таки мерзавец, – философски и буднично заметил Тимоти. – И поубивал он куда больше народу, чем Холден.
– Тут другое дело. Это война. Ему пришлось, потому что иначе некому было бы всех организовать. И мы бы ввалились в следующую стычку неподготовленными. Папа старается всех спасти.
Тимоти поднял палец, показывая, что понял ее мысль.
– Ты мне сейчас объяснила, почему ему можно быть мерзавцем.
– Я не… – начала Тереза и осеклась. Слова Тимоти напомнили ей урок философии и рассуждения Илича о консеквенциализме. «Намерения не существенны. Важен результат».
– Я никого не учу жить, – продолжал между тем Тимоти. – Но если ты ищешь моральных образцов в своей семье, приготовься к разочарованиям.
Тереза захихикала. Она бы ощетинилась, услышав подобные слова от другого, но это был Тимоти. Ему можно. Хорошо, что она нашла время к нему выбраться.
– Почему ты зовешь его капитаном?
– Потому что он капитан. Капитан Холден.
– Тебе-то он не капитан.
Тимоти так удивился, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову.
– Пожалуй, что и нет, – признал он и после паузы протянул еще медленнее: – Пожалуй, что нет.
