Тереза сидела одна, прислонившись спиной к стене, держала в одной руке миску лапши, а в другой – палочки. Она гладко зачесала и заплела волосы, отчего лицо казалось жестче обычного. Никто к ней не подсаживался. Никто с ней не заговаривал. Может быть, потому что не знали о чем.
Наоми взяла себе миску белой дробленки и села напротив. Тереза подняла глаза, и в них мелькнул гнев, но девочка сдержала себя.
– Можно? – спросила Наоми.
– Это ваш корабль. Садитесь, где хотите.
– Немножко странно оказаться в таком месте, да?
Тереза кивнула. Наоми жевала дробленку и гадала: неужели они так и просидят молча? Тереза покачала головой.
– Здесь всюду люди. И некуда деться. Дома я могла побыть одна. Здесь никто не бывает один.
– Есть такое, – согласилась Наоми, вспоминая грузовой контейнер. – Но обычно здесь не так много народу. Мы немножко переполнены.
– У вас команда двадцать два человека.
– Мы чаще обходились шестью. Или четырьмя.
– Мне здесь не нравится, – сообщила Тереза, вставая. – Когда мы уйдем, я постараюсь найти другое место.
Она ушла, ничего больше не сказав. И не отправив пустую миску в утилизатор, так что Наоми, доев, прибрала за обеими, а потом прошла по коридору в свою каюту.
В их каюту.
Джим лежал в койке. Под мышками тренировочного костюма темнели пятна пота и на спине тоже. Взглянув на нее, он помотал головой.
– Никогда, никогда больше не позволю себе потерять форму, – сказал он. – Просто несчастье.
– Наладится, – утешила она и прилегла рядом с ним. Койка подстроилась под дополнительный вес. Каждый раз при виде Джима Наоми чувствовала, что не верит до конца. Не позволяет себе поверить, что он и правда вернулся, на случай, если все это сон или обман чувств. Вдруг мироздание отнимет его снова. Это проходило, но она сомневалась, что когда-нибудь пройдет до конца.
– Видела в камбузе твою подружку, – сказала она. – По-моему, ей трудно приспособиться.
– Ну, она была единственной дочерью галактического бога-императора, а теперь ест овсянку на фрегате-перестарке. Непростой переход.
– Что будем с ней делать, когда выйдем на заправочную станцию? Ты же понимаешь, что такую важную особу нельзя просто отпустить?
– Не знаю, как нам ее удержать. Разве что уговорим себя запереть ее в тюрьму. Но есть и другие варианты.
– Разве?
– Далеко не все марсиане когда-то ушли с Дуарте. Среди них найдутся ее дальние родственники. Если повезет, найдутся юристы и терапевты. Или… не знаю. Владельцы реабилитационных центров.
– А если не найдутся?
– Если нет, что-нибудь придумаем. Все со всеми в родстве, если порыться достаточно глубоко. Будем перебирать предков, пока не найдем родственника.
– Ты говоришь как Авасарала.
– Я много о ней думал. Вроде как поселил ее маленькую копию у себя в голове. У тебя не бывало такого чувства?
– Знакомо, – признала Наоми. И добавила: – Терезе нужно не просто место посадки и какая-никакая родня. Ей нужна любовь.
– Любовь у нее была. Отец ее любил. Действительно любил. Чего ей не хватало, так это чувства пропорции.
– А потом ты притащил ее сюда.
– Она сама притащилась, – возразил он. – Как и все мы. И каждый раз, когда такое происходит, для всех и каждого это заноза в заднице. Перерасти свою семью – нелегкое дело при самых благоприятных обстоятельствах. А у нее не самые.
Наоми уютно устроилась у него на плече. Он был весь потный, но ей это не мешало. Она погладила кончиком пальца его лоб, провела по щеке. Он повернул голову, толкнулся лбом, как напрашивающийся на ласку кот.
– Ты думаешь, она справится? – спросила Наоми.
– Понятия не имею. Или справится, или нет. От нее зависит. Хотя я почти уверен, что она в любом случае останется самой собой. Для нее это победа. Мы поможем, если сумеем. И если она нам позволит.
Прозвучало предупреждение. Пять минут до прохождения кольца. Джим вздохнул, встал и принялся переодеваться в чистое.
– А ты? – спросила Наоми.
– Что – я?
– Ты справишься?
Джим улыбнулся, и в глазах его было совсем немного усталости. И чуть-чуть печали.
– Я вел долгую, страшную, гнусную игру и выиграл. А выиграв, я добрался домой. Я просыпаюсь утром рядом с тобой. Чего уж лучше?
