Он вручил мне ключ от моего номера. Я с радостью обнаружила, что это была моя любимая комната — в глубине дома на втором этаже, окнами выходящая на задний двор. Молодой человек, которого я прежде не видела, возможно, кто-то из обширного семейства Ортисов, начавший свой путь в мире бизнеса с работы в отеле, подхватил мою дорожную сумку и повел меня по каменным ступеням на второй этаж.
Когда за ним закрылась дверь, я подошла к окну и раздвинула жалюзи. Окно комнаты выходило во внутренний двор с небольшим водоемом в центре, над которым восседала терракотовая статуя одного из божеств майя. Даже в слабеющем свете раннего вечера я могла разглядеть вьющиеся по беленым стенам двора великолепные пурпурные бугенвиллии, в честь которых была названа гостиница.
Взглянув поверх одной из стен, я увидела крышу веранды — беленую дубовую решетку, поддерживаемую колоннами из местного камня. Столы на веранде были уже накрыты, и Норберто, старший сын Ортисов, проверял, все ли готово, хотя до ужина, который в Испании начинается очень поздно, оставалось по крайней мере еще часа два или три.
Времяпрепровождение на борту самолета или ожидание в здании аэропорта считается самым утомительным занятием. Поэтому, зная, что до ужина еще несколько часов, я вытянулась на кровати и скоро крепко заснула. Однако, засыпая, я услышала голоса: двое или, возможно, трое мужчин спорили во дворе под моим окном на языке, которого я не понимала. Это был не английский и не испанский — вероятно, одно из множества наречий майя. Казалось, что они о чем-то отчаянно спорят, но я понятия не имела, о чем.
Пробуждение было внезапным, меня разбудил звонок стоявшего рядом телефона. Это был доктор Кастильо, который сообщил мне, что задерживается и, к сожалению, не сможет повидаться со мной за ужином. Он сказал, что уезжает из города, но свяжется со мной по возвращении, чтобы назначить новое время для встречи.
— Мне жаль, что приходится отменять нашу встречу сегодня вечером, амига[2] но, уверяю тебя, все это ради благой цели, — сказал он. — Зато ты проведешь приятный вечер в обществе семейства Ортисов. Дело принимает новый оборот!
И с этими словами он бросил трубку.
Я приняла душ, чтобы попытаться рассеять туманность и запутанность ситуации. Мой короткий дневной сон оказался не слишком освежающим. Перспектива ужина в одиночестве меня расстраивала, а еще бесило то, что я бросила все и прилетела за тысячи миль, чтобы гоняться за пишущим кроликом!
Я закончила распаковывать сумку. Когда среди твоих друзей есть модельер, то единственный недостаток этого факта в том, что время от времени тебе приходится сознавать ущербность собственного гардероба. Мой гардероб в те дни преимущественно составляла одежда из джинсовой ткани, а основными цветами были черный и хаки. Я называла это своей студенческой униформой. Мой сосед Алекс утверждает, что я одеваюсь так для того, чтобы отпугивать мужчин. Не исключено, что он прав. Я выбрала кремового оттенка блузку и брюки из серо-коричневого габардина. Они должны подойти.
Подойдя к лестнице, ведущей вниз, в вестибюль, я увидела Изу с отцом. Склонив головы, они о чем-то тихо беседовали. Казалось, их что-то тревожит, но только я начала спускаться вниз по лестнице, они оборвали разговор. Иза улыбалась, но меня не покидало ощущение, что у моих друзей что-то случилось.
Норберто проводил меня на освещенную свечами веранду и подвел к столу с видом на внутренний дворик. Этот стол зарезервировал доктор Кастильо и попросил, чтобы мне принесли любое вино на мой вкус, в качестве извинения за его отсутствие.
Потягивая «Калафию», белое вино с западного побережья Мексики, я рассматривала таких же, как и я, посетителей.
Меня, конечно, расстроила перспектива ужина без спутника, но в действительности мне нравилось время от времени ходить в рестораны, чтобы поесть в одиночестве. Часто я развлекалась тем, что представляла себе, каким мог бы быть образ жизни людей, сидящих за соседними столиками.
В зале было много мексиканцев, большинство из которых, вероятно, жили по соседству, а другие были постояльцами отеля. Доктор Кастильо и сам был постояльцем отеля, переехав сюда года два тому назад после того, как в возрасте сорока пяти лет умерла его жена.
