В ней значительно удобнее путешествовать, да и проще получить помощь старосты деревни, до которой они когда-нибудь доберутся.
Когда Дагорд притащил кучу стеблей рогоза, Эста уже закончила разделывать зайца и успела завернуть его в листья и завязать в узелок из неизвестно откуда взявшегося полотна. На прутиках жарились над углями кусочки птичьей и заячьей печени, перемежаясь с полосками жира и тонкими ломтиками мяса. Девушка расторопно перехватила стебли, обрезала и сложила ближе к угольям нижние белые и мясистые части и принялась раскладывать на листьях маринованное птичье мясо.
– Спасибо, – принимая лист, благодарно кивнул Змей, – а почему себе так мало?
– Не задавай вопросов, просто ешь, – отмахнулась она, но рассмотрела подозрительный взгляд графа и пояснила: – Я вообще меньше ем, неужели не заметил?
– Помню я ту картофелину, – нарочито хмуро процедил Дагорд и сунул в рот первый кусочек мяса.
Когда жуешь, не нужно следить за выражением лица, так и старающегося расплыться в саркастической ухмылке. Еще ночью, обходя комнаты и отправляя на проверку слуг, расставляя посты и проверяя на верность воинов, он думал, что шел в столицу вовсе не за этим. Всего лишь хотел обменять себя на глупышку, искренне веря, что Олтерн согласится оставить его и отпустить невзрачную и простоватую на первый взгляд девчонку.
– Нужно что-то сделать с твоим мундиром, – задумчиво сообщила вдруг тихоня, подавая графу поджарившуюся печень, – иначе издали видно, что ты гвардейский офицер. Снимай, я срежу знаки и вышивку.
– Но, Эста, – попытался спорить граф, не желая отдавать мундир, – наоборот, в каждом селе…
– До каждого села еще нужно дойти, – раздался из-под вуали невеселый смешок, – а как ты знаешь, после переворота некоторые бежавшие от суда мятежники до сих пор не пойманы. И гуляют в это время года они именно на юге.
– Но мы ведь не идем по дороге, – резонно заметил Змей, начиная подозревать, что снова что-то пропустил.
– Скоро пойдем, – подтвердила его подозрения Эста, – ты просто не спал ночь, Змей, потому и вредничаешь. Сам ведь прекрасно знаешь и принцип действия капсул при перегрузе, и любимые методы разбойников. Это только в романах изнеженного сибарита Тефли бородатые, нечесаные и немытые бандиты степенно выходят из кустов и вежливо вопрошают путников: «Жизнь или кошелек?» А потом главарь безумно влюбляется в обнаруженную в карете одинокую сиротку-графиню и оказывается единственным наследником богатого герцога.
Дагорд невольно усмехнулся, все точно. И про капсулы, в которых заложено сложное заклинание безопасности, благодаря которому нарушивший правила переноса путник не оказывается не в болоте, не в ущелье, а непременно возле села или, на самый крайний случай, возле дороги. А про бандитов и того вернее, никогда не станут они заранее пугать мирно едущий обоз или отряд. Ни брошенными поперек дороги деревьями, ни бородатыми силачами или разбойничьим посвистом.
Просто вдруг обрушится на ничего не подозревающих путников шквал стрел, болтов и дротиков, выбивая охрану и кучеров, а затем вылетит из леса толпа вооруженных всадников, завершая черное дело. Потому-то который уж год так неустанно воюет с ними железный Олтерн, не жалея на порталы никаких денег и перебрасывая в район нападений большие отряды солдат, а с ними ищеек и дознавателей. И уже повыловил и повесил главарей самых больших и дерзких банд, однако бродят еще где-то мелкие и осторожные шайки.
И, разумеется, едва завидев его мундир, никто из этих осмотрительных и хитрых бандитов не успокоится, пока издали не нашпигует ненавистного гвардейца стрелами. Вряд ли после этого тихоня сумеет отбиться от них двумя ножами и иголкой.
Едва представив себе эту картину, Змей яростно стиснул зубы и принялся решительно расстегивать пряжки и пуговицы. Попутно начиная догадываться, что неспроста Эста заговорила про бандитов. Явно что-то углядела такое, на что он не обратил внимания.
– Ты что-то заметила? – вместе с камзолом девушке достался и вопрос, и она на миг задумалась, делая вид, что занята поиском ножа.
Пора уже сказать графу про свои задумки или лучше ему пока ничего не знать? До тех пор, пока ей самой не станут предельно ясны все детали той картины, что медленно, но неуклонно возникает перед мысленным взором. Картины горячей любви и обжигающей ненависти, не совсем, кстати, незаслуженной, хотя и слишком яростной.
