Смотрел ли он вчерашние новости? Буш пристально взглянул мне в глаза и отпустил мою руку.
— Кевин тут? — вдруг спросил он.
Чего-чего? Какой Кевин? Это секретный знак охране, что пора оттяпать мне голову? И тут я догадался — он говорил о своем кузене, Кевине Рафферти, режиссере, который помог мне с «Роджером и я». Я не встречался с Кевином уже лет двенадцать, так почему он спрашивает? Я не знал, что сказать.
— Ну… его здесь нет, — наконец пробормотал я.
— Что ж, передайте ему привет от меня, — сказал он.
— Непременно, — заверил я.
— Собираетесь уезжать? — поинтересовался он.
— Да, — буркнул я. — Прямо сейчас.
— Понятно.
Он еще раз улыбнулся мне в стиле Бушей, кивнул — мол, скатертью дорога, — и отправился на работу. Пока он шел по пустынной аллее, я пытался придумать какой-нибудь остроумный ответ, но Буш успел уйти шагов на двадцать. Тонированное стекло джипа скользнуло вниз — охранники окинули меня оценивающим взглядом, и машина медленно проплыла мимо. Первый луч солнца осветил купол Капитолия. В следующий раз я увидел это здание только через две недели — по телевизору.
Каждая встреча с кем-нибудь из деток-Бушей оборачивается для меня поражением и чувством крайнего истощения. Каким-то образом им всегда удастся взять надо мной верх. Когда в Айове я подошел к Джорджику и попросил ответить на вопрос для моего телешоу, он послал меня «искать настоящую работу». Окружающие чуть не лопнули от смеха. А я не знал, что сказать, ведь он был прав — это не настоящая работа! Мне нечего было возразить.
Когда я столкнулся с Нилом Бушем, несудимым соучастником скандала с «Сильверадо сэйвингс энд лоан», я готовил радиоинтервью в холле детройтского офиса «Дженерал моторс». Нил проходил мимо в компании четырех азиатов — «банкиров из Тайваня», как он сказал мне позже. Увидев меня, Буш чуть не подпрыгнул. Я был последним, кого он ожидал встретить в офисе «Дженерал моторс».
— А где твоя камера? — спросил Нил, озираясь по сторонам.
— О, хм… я не взял ее сегодня, — застенчиво промямлил я в свое оправдание.
Он широко улыбнулся:
— Как же так, Майки забыл свою камеру? — Нил протянул руку и потрепал меня по щеке. — Плооооохой мааааальчик!
И ушел, со смехом рассказывая китайцам, кто я такой и как он только что меня приложил.
Единственный член семейства Бушей, которого я смог одолеть, к моему стыду, — их единственная сестра Дороти. Она — лапочка и тихоня. И она совсем растерялась, когда я спросил ее, который из ее братьев, на ее взгляд, победил бы в соревновании «Кто-казнит-больше-заключенных» — Джордж или Джеб?
Она явно обиделась; по правде сказать, Дороти выглядела искренне возмущенной намеком, что ее братья — хладнокровные убийцы. Казалось, она сейчас заплачет. Я чувствовал себя последним ублюдком. Вперед, Майк, вот ты наконец и опустил человека по фамилии Буш!
Конечно, есть еще один братец Буш — Марвин, хотя вы и не слышали о нем. Я никогда не встречал Марвина. Вы никогда не встречали Марвина. Его никто никогда не встречал. Одному Богу известно, где он и что задумал… помимо того, как бы меня унизить.
После жуткого свидания с Джебом я поднялся на борт самолета до Лос-Анджелеса, все еще прокручивая в голове утренние события. Пока я пытался открыть коробочку со сладким жареным арахисом, меня как громом ударило — и это было не откидывающееся сиденье парня, сидевшего в трех дюймах передо мной. Я схватил один из тех дорогих радиотелефонов и позвонил Ральфу. Я переговорил с тремя руководителями его предвыборной кампании, прекрасно понимая, что интересующий меня человек, вероятно, тоже слушает разговор.
— Ребята, — начал я, — а вам не приходило в голову, что самый влиятельный человек в Америке сегодня… Ральф Нейдер?
На другом конце провода повисло молчание.
— Я серьезно. Его пять процентов все меняют. На этой неделе Бушу для победы как воздух необходимо процветание Ральфа. А Гору для победы необходимо убрать Ральфа с дороги. Если бы Ральф не участвовал в выборах, президентом бы стал Гор. Только один человек может оказаться в выигрыше, только один кандидат сегодня имеет значение. И это — Ральф Нейдер.
