— С такими, как другие люди.
— За кого ты меня считаешь!.. Ведь прошлый раз обо всем, кажется, договорились, а теперь — опять за старое?.. И не надоест тебе ныть… Не успели встать, как началась «трудовая зарядка» на день. Не умеешь ты жить спокойно, без драм… Ну, скажи, чего тебе не хватает? Чего ты хочешь?
— Ничего не хочу, — ответила она, отворачиваясь, а голос был на редкость требователен и капризен до боли, до злобы.
Полог над Катиной кроваткой зашевелился, потом постепенно замер. Сквозь тишину угадывалось определенное намерение ребенка — подслушать.
— Не сидеть же мне около тебя, не отходя ни на шаг. Это было бы дико… Сама знаешь — у меня работа.
— И мне дико… Надоело все — и мыши, и стужа… Ты уткнулся головой в свои дела и ничего другого не хочешь знать. Сколько раз ни начинала говорить — ни к чему не приходим.
— Ну, устраивайся на работу, — я предлагал ведь?.. Для Кати найдем няньку. Или матери моей напишем… может быть, приедет… Ведь иного выхода нет?
— Няньку содержать очень дорого, а бабушка едва ли согласится. А самое главное — жить негде. Пойми, ведь в яме живем… даже днем крысы бегают!
— Потерпеть надо. Отстроим щитковый дом — туда переедем, и все устроится по-хорошему.
— Я жить хочу, а не терпеть! — вырвалось у ней. — Вы планируете все, креме личной жизни. На нее наплевать вам.
— Наталка вон не жалуется, а уж который год живет в этой хате.
— У нее другие запросы, мне она — не пример.
— Вон что!.. Договорилась до точки, до бессмыслицы. Ты сперва приглядись к ней хорошенько, тогда поймешь: к жизни она приспособленная, стоит на ногах прочно, ныть — не ноет, Ванюшку она любит, на работе песни поет… Научись жить, как она живет, не забывайся. Кабы ты у меня была такая же, как Наталка, и работа моя была бы легче…
— Ну что ж… разведись, — почти подстрекая, молвила Ариша с горечью, готовая уличить его почти в измене.
— И дождешься! — не стерпев, вскипел Алексей. — Говорить с тобой — как воду толочь.
Наталка принесла в избу охапку дров, легонько опустила у печки на пол, а увидав, что уже не спят, звонким голосом спросила, снимая шубу:
— Проснулись?.. На улице — день белый, а вы все еще лежите.
— День, да неудачный, — ответил Алексей. — Уже спорим.
— О чем это?
— Все о том же: что было и давно прошло. Одна и та же песня.
— Полноте-ка… Зачем себе жизнь портить? Живите дружнее.
Вдруг скрипнула кровать, радостно вздрогнул полог и оттуда высунулась повеселевшая Катина рожица.
— Катя, иди мири отца с матерью! — крикнула Наталка.
Катя словно ждала этого, заторопилась, скатилась с кровати и, съежившись от холода, протопала по полу босиком. Она стиснулась между отцом и матерью и затеялась, потом, припав ртом к самому уху отца, таинственно зашептала:
— Папка, не ругай мамулю.
— Я не ругаю.
— А почему же вы? — И тронула за подбородок мать. — А ты, мамуля, за что его?
— Так… тяжело мне, — призналась Ариша.
Катя недолго молчала, обдумывая, как быть дальше, и принялась поучать родителей, следуя советам «няни Наты»:
— А вы дружнее, а ты, мам, не плачь.
— Я не плачу.
— Папка уедет, я с тобой останусь, — продолжал мировой посредник. — Будем с тобой играть в «дочки-матери». А папка привезет нам еловых шишек. — И добиралась ясными глазами до самого сердца: — Привезешь, да?
— Привезу, — улыбнулся отец, покоренный ее трогательным вмешательством.
— Много? Полон карман?
— Полон.
Катя смекнула, что один уже сдался, и снова принялась за мать:
— Не сердись, он уж вон смеется, погляди.
А Наталка подбадривала:
— Так их, так… Ишь они два сапога пара — им надо вместе идти, а они врозь: один — туда, другой — сюда. В каждом деле добрый мир лучше…
Торжественное примирение состоялось.
Ариша долго расчесывала густую темную косу, — на розовом гребешке остался комок спутанных волос, и она с пристальным вниманием посмотрела на себя в зеркало: оттуда, из глубины отполированного стекла, приблизилось к ней молодое скучающее лицо с рассеянным, немного запавшим взглядом. Она подошла к окну, отдернула занавеску — и в старенькой, отсыревшей от морозов избе стало оттого немного посветлее: в морозном мглистом небе багрово разгоралось солнце.
