— Как не найти!
— Кто же он?
— Сговорена с Демирджаном, объездчиком боевых коней Эртогрул-бея.
— Ну и ну! Господи помилуй! Как же Эртогрул мог отдать своих боевых коней христианину?
— Он не христианин.
— Тюрок, язычник?
— Нет. Тюрок-мусульманин.
Рыцарь был поражен.
— Как же ты отдаешь свою сестру за иноверца,— пристыдил он Мавро. Тот словно только того и ждал.
— Хороший человек шурин мой Демирджан. И к тому же знатный джигит в этих краях.
Рыцарь пожалел, что свел дело к вере.
— Ну, ладно, а отчего не женятся они?
— Давно бы поженились, если бы не мать Демирджана. Не согласна она...
— Почему?
— Неверные, нечистые, говорит, не при вас будь сказано. Пусть, говорит, берет себе мусульманку, и делу конец.— Он вздохнул.— Сестра моя упряма, а мать Демирджана от Коньи до Стамбула своим упрямством прославилась. В поговорку вошло: упрям, как тетушка Баджибей... Вот немного поправится Эртогрул-бей, одолеет хворобу свою...
— И что тогда?
— Откроется ему шурин мой Демирджан. Если кого и послушает на этом свете Баджибей, то только Эртогрул-бея.
— А захочет ли он близкого себе человека женить на христианке?
— Эртогрул-бей в дела веры не мешается... Он не дервиш, а герой.
Рыцарь почесал в бороде, задумался.
— А больше никто не просит твоей сестры?
— Моей сестры? А что?
— Эх ты, Мавро, Мавро! Надо подстегнуть твоего трусоватого шурина, раз он матери своей боится... Понятно тебе?
— Нет.
— Вот простофиля! Что бы ты, скажем, стал делать, если б твою невесту кто-нибудь захотел взять в жены? Не поторопился бы, не поспешил бы сам?
— Здесь сговоренную с Демирджаном девушку никто в жены не попросит. Да и сестра моя этого не допустит.
— Как сказать!.. Словом, сын мой Мавро, можешь считать дело решенным. Не пройдет двух недель, и ты записан в рыцари...
Мавро чуть не подпрыгнул от радости. Потом ударил себя по коленям.
— Ох, помилуй, мой рыцарь, неужто правда?
— Чего там охать да ахать. Найдем какого-нибудь недоноска, всучим ему денег, придет и попросит замуж твою сестру... Поглядим тогда, сумеет ли твой дурной шурин уговорить свою мать.
Мавро захлопал глазами, пытаясь взять в толк, о чем речь. Наконец понял и бросился целовать рыцарю руку. Тот отдернул руку, и Мавро в знак благодарности поднес к губам подол его платья.
— Дай бог тебе здоровья, мой рыцарь! — Он несколько раз подряд перекрестился.— Уверовал я, господи Иисусе, помилуй мя!
— Брось ты свои кресты крестить. Подай-ка лучше вина! — приказал Нотиус Гладиус стоявшему на коленях Мавро.
Тот вскочил, налил вина и остался стоять, сложив руки на животе. Теперь он глядел на рыцаря, как на родного отца: с почтением, благодарностью и любовью. Когда Мавро встретил его у ворот караван-сарая, у него просто дух захватило при виде рослого боевого коня, рыцарского шлема с белыми перьями, оружия. И если, прислуживая ему, Мавро поначалу держался немного заносчиво, то только из зависти. Теперь вид рыцаря радовал его душу. Даже явное уродство казалось ему привлекательным.
«Ах, если бы сестра моя отказала Демирджану и вышла за этого рыцаря!» — промелькнуло у него в голове. Но он тут же устыдился этой мысли, точно оскорбил храброго и красивого джигита Демирджана.
Нотиус Гладиус был доволен собой — ловко он уладил это дело. Пил вино, закусывал мясом и даже отпустил пояс на одну дырку. Поверх кольчуги на нем была шерстяная рубаха с вышитым на груди крестом Святого Иоанна. Кольчужные штаны туго обтягивали толстые ляжки, придавая рыцарю непоколебимую устойчивость. Крестообразные рукояти кинжала и меча были просто великолепны и, судя по отделке, стоили немалых денег. Шитый золотом плащ, сафьяновый кисет для огнива и окованная серебром фляга для вина свидетельствовали о том, что рыцарь любил шик. А кто знает, во что обошлась ему стальная каска с забралом, похожая на голову хищного зверя, Каска, будто зная себе цену, лежала, топорща перья, грудой алчной спеси на толстых досках стола.
Рыцарь запел песню на странном, незнакомом Мавро языке.
Юноша застыл с кувшином вина в протянутой руке, точно собирался взлететь.
Прислушался: «Уж не библия ли!»
— «Эй, эй, рыцарь, я видел за год смерть четырех императоров!»
