В длинной, до пят, рясе и остроконечном капюшоне, и без того высокий, монах казался громадиной. В руках он держал толстую палку.
При каждом шаге подол его рясы развевался, будто он не шел, а летел по воздуху, не касаясь земли.
— Вот он, наш отец Бенито, мой рыцарь!.. Никто не знает, почему взял он и ушел в горы. Долго бродил, пока не захотелось ему поселиться возле нас... А кричит — значит, в духе... Святой отец, когда в настроении, так, бывает, запустит свое «гратиас део» — горы дрожат!..
Рыцарь выругался сквозь зубы. Мавро бросился было встречать монаха, но остановился и снова поглядел на дорогу.
— Скажи, мой рыцарь, товарищ твой верхом был?
— А тебе-то что?
— Гляди, и всадник вылетел из-за поворота!
Рыцарь подался вперед, всматриваясь в темноту. И радостно воскликнул:
— Он! Уранха!
— Уранха? — Мавро внимательно глядел на дорогу.— По-каковски это?
— По-тюркски, конечно. Тюрок он. И к тому же сотник. Ох, свиреп!.. С ним шутки плохи! Постарайся угодить ему — за конем смотри как следует...
Мавро убежал. Рыцарь, хоть и мучила его жажда, не вернулся к столу за вином, остался у ограды.
Монах Бенито приближался гигантскими шагами. Ряса его развевалась, как юбка у цыганки во время танца. «И как это у него получается? Наверняка, сукин сын, коленями рясу подбрасывает». Рыцарь осклабился, покачал головой.
Из дома выбежала Лия и пала перед монахом на колени. Тот, чуть расставив ноги и опершись на палку, воздел глаза к небу и, словно папа римский, венчающий императора, возложил на голову девушки свою длань.
— Воздастся тебе! Дверь, в которую стучишь, откроется тебе! — Не глядя на Мавро, протянул руку для поцелуя.— А тебе скажу: эй, Мавро, сын Кара Василя, ступай за мной... Я сделаю тебя охотником на людей!
Мавро вздрогнул. Неужто отец Бенито проведал силой духа своего о предложении, которое только что сделал ему рыцарь?
— Вы останетесь, не правда ли, святой отец? — молила Лия.— Не побрезгаете нами, грешниками, не пройдете мимо. Освятите наш дом! Да наполнятся его амбары!
— Не говори «наш дом»! Ибо сказано: «У лисицы есть нора, у птицы в небе — гнездо. Только сыну человеческому негде головы преклонить».
Делая вид, будто не замечает скачущего к караван-сараю всадника, он снял с плеча тяжелую торбу, передал ее Мавро и вошел во двор.
Тюркский сотник Уранха глядел на Лию, державшую стремя, как с высокой горы. Лошадь у него была рослая, да и сам он был на редкость долговязый и худой. Сидя на своем высоченном коне, он едва не касался ногами земли. Длинное копье с треугольным флажком придавало его неуклюжей фигуре еще более нелепый вид.
— Пожалуйте, славный господин мой! Вы осчастливили наш бедный очаг.
— Перестань болтать, женщина! Это караван-сарай «Безлюдный»? Рыцарь Нотиус Гладиус, благородный из благородных, оказал вам честь?
Нотиус Гладиус, стоявший у ограды, расхохотался. Уранха поднял голову.
— Вы здесь, уважаемый рыцарь? Привет вам от Уранхи!
— Не тяни, кебаб остынет. Да и вино вот-вот кончится.
— Ну, нет, не кончится, не то я раздавлю эту груду камней да покидаю в пропасть.
— Потише! Сегодня здесь ночует целое стадо дервишей да свитой монах. Душа каждого из них давно уже с богом беседует в райских кущах. Гляди, нарвешься!
Мавро и Лия помогли закованному в латы долговязому воину слезть с коня. При каждом его движении раздавался звон железа и стук костей. Уранха был так сух, что Мавро казалось: стоит поднести к нему зажженную лучину, и он вспыхнет, как факел. Протянув рыцарю копье, Уранха сказал:
— Наш флаг должен быть всегда впереди.
Рыцарь взял копье.
— Эй, Мавро! Я ведь сказал тебе, с почтенным сотником Уранхой шутки плохи. Хорошенько следи за его конем)
— Пусть не волнуется.
— А чего мне волноваться? — Уранха раскатисто захохотал.— Уши-то не мне отрежут.
— Слышишь, Мавро? Не угодишь ему — уши обрежет, так что гляди в оба...
Они вошли во двор. Рыцарь быстро обернулся и лицом к лицу столкнулся с монахом Бенито.
— Черт побери! В который раз сегодня зазевался,— тихо чертыхнулся Нотиус.
— Помилуйте, рыцарь!
— Это я не тебе, себе говорю.— Оглянувшись на дверь, он понизил голос.— Ну как?
