Глубокое синее море (другой перевод) - страница 28

Разумеется, Майеру было выгодно, чтобы его считали умершим. Можно ли было придумать что-то более убедительное, чем то, что было сделано? Ведь вся сцена была проиграна перед пятью свидетелями, которые вдобавок присутствовали и в те минуты, когда труп опустили за борт.

Но что в таком случае нужно думать о Красиски или как его величать? Если вся сцена действительно была разыграна, то должен быть подготовлен и побег - и в этом не было никакого сомнения. Независимо от того, каким бы высоким ни было вознаграждение, добровольной жертвой никто стать не согласится. Но каким же образом им удастся организовать побег Красиски?

Можно организовать побег после того, как его передадут властям Манилы. Только... Только версия эта имела одну заковыку: ведь совсем не исключалось, что жил на свете действительно польский еврей по фамилии Красиски, который был ботаником и погиб где-нибудь в джунглях или же получил соответствующую дозу какого-нибудь снадобья, чтобы кто-то другой смог воспользоваться его документами. Правда, в этом случае его бы не выставляли напоказ, так как кто-нибудь мог обнаружить аферу. А паспорта могли подделать великолепно - зачастую фальшивые паспорта бывают даже лучше настоящих. Но если попадается какой-нибудь дотошный репортер, тоже можно наскочить на неприятности.

Давай подумаем о Красиски, это проще, продолжал размышлять Годдер. Он должен исчезнуть до того, как корабль придет в Манилу. Самым простым выходом из этого положения было организовать еще один случай со смертельным исходом и отправить труп за борт. И сценарий не надо было бы выдумывать такой сложный, как в первый раз. Ведь налицо уже все предпосылки для самоубийства, и все намеки уже сделаны - самоубийство вполне может иметь место. Поэтому его и лишили ремня и галстука. Никому ведь не пришло в голову, что он просто мог разорвать простыню на веревки и повеситься на ней. Утром откроют его каюту и увидят, что он, бедняжка, висит на трубе. Линд пошлет за подходящими свидетелями, снимет его и сообщит пассажирам с точно выраженной дозой скорби во взоре, что, к сожалению, ничего больше нельзя сделать, так как он уже несколько часов мертв и даже успел застыть.

Но какому живому человеку смогут придать следы удушения, набухший язык и посиневшие губы очень характерного цвета? И тем не менее это наверняка тоже было продумано. Ведь смогли же они придать лицу Майера смертельную бледность. Яркая лампа, разумеется, тоже помогла в этом. Возможно, он ничего более не использовал - лишь светлый крем и обычную пудру. Ведь никто же не подходил к трупу ближе, чем на три ярда, кроме тех двоих, которые его зашивали. И его, естественно, пригласили специально, чтобы он мог видеть последние стежки. Но что тогда подумать о капитане Стине? Сообщник он или свидетель?

Мощный удар грома потряс каюту. Годдер уселся на койке и почувствовал, что сна как не бывало. В жалюзи кто-то постучал. Он сунул ноги в шорты и осторожно выглянул в освещенный коридор. У дверей его каюты стояла Мадлен Леннокс в спальном костюме и нейлоновом халате.

- Я могу к вам войти? - спросила она.

Он раздвинул жалюзи.

- Конечно. Только разрешите мне сперва быстро что-нибудь накинуть на себя.

- Опять эта идиотская мужская стыдливость, - сказала она и вошла в каюту. - А ведь через пять секунд нас уже, возможно, и не будет.

Сверкнула молния, и тут же громыхнул сильный раскат грома. Он увидел, как она вся съежилась.

- На кораблях я всегда ужасно боюсь гроз. Ведь тут негде спрятаться, - прошептала она.

- Вам нечего бояться, - попытался он ее успокоить. - Спаркс заземлит свою антенну, и она будет действовать как громоотвод. - После яркой вспышки молнии все вокруг стало черным.

- Большое спасибо, доктор Фарадей, - ответила она. Ее рука схватила его руку и поднесла к своей груди. - Кому, черт возьми, нужны сейчас ваши научные объяснения!

Он обнял ее, ибо она нуждалась в защите и утешении. Почему же он должен отказывать ей в этом? Она сразу прильнула к нему и обвила руками его шею. Снова сверкнула молния, и он увидел ее закрытые глаза и губы, ждущие поцелуя. Через пару мгновений они дождались. Губы ее сразу раскрылись под его губами, и нечто в глубине подсознания Годдера подсказало ему, что его все-таки нельзя назвать полным импотентом.