Саймон откровенно грубил, но Рекс сделал вид, что не замечает этого.
— Я хотел бы приобрести ваш портрет, Фенела.
— Нет, вы его не получите!
В голосе Фенелы звенели почти истерические нотки.
— Мне надоели все, все, без исключения, картины на свете, кого бы они ни изображали и кем бы ни были написаны, ясно? И никто никогда не напишет с меня еще одну! Понятно?
Не дожидаясь ответа, она бросилась вон из комнаты и взбежала наверх.
Очутившись в спальне, Фенела захлопнула за собой дверь, и, прежде чем пробежать через комнату и сесть за туалетный столик, с замиранием сердца секунду постояла на пороге, изо всех сил прижимая ладони к пылающим щекам. «Дурочка! — думала она. — Веду себя по-идиотски. Господи, если я не стану осторожней, то все сразу обо всем догадаются!»
До девушки донесся скрип закрывающейся двери — это Илейн вышла из своей комнаты; раздались шаги вниз по лестнице, и только тут до Фенелы дошло, что она тоже должна возвращаться в мастерскую, и поскорее.
Собственно говоря, что толку впадать в истерику? Фенела знала, что надо держать себя в руках и каким-то образом (каким — толком пока не понимала и она сама) попытаться самостоятельно справиться со своими собственными трудностями, без чужой помощи найти выход из создавшегося положения.
Девушка припудрила носик и стала медленно спускаться вниз. В мастерской она застала Илейн, восседавшую на подлокотнике кресла, которое занимал Саймон: рука женщины обвивала его шею.
Илейн как-то странно выговаривала слова, и в первую минуту Фенеле показалось, что та пьяна. Но стоило взглянуть на неестественно расширенные глаза женщины, как немедленно становилась ясна истинная причина: Илейн принимает какие-то наркотики. Ошибиться Фенела никак не могла — она и раньше уже достаточно насмотрелась на дамочек, подогревающих себя разными милыми средствами, и прекрасно знала симптомы: побелевшее лицо, бездонные расширенные зрачки и слегка витиеватая речь.
«Как же глупо с моей стороны, что я раньше не догадалась!» — подумала про себя Фенела.
Девушке припомнилась пара случаев, когда Илейн внезапно мрачнела или вела себя странно; теперь-то понятно, что причина перемен в ее поведении и настроении была скорее физиологического, чем психического характера.
Однако, казалось, никто из находившихся в комнате (за исключением самой Фенелы) даже не догадывается о несколько необычной ситуации, разворачивающейся в мастерской.
Через пару минут не более, Саймона начала раздражать рука Илейн, обвивающая его назойливым кольцом: он резко поднялся с кресла, отчего его подруга навзничь повалилась на сиденье, а игривые взвизги ее призваны были, по всей видимости, изображать испуг. Женщина распростерлась в кресле с развязностью, вызвавшей у Фенелы глубокое чувство гадливости.
И девушка была далеко не одинока в своей реакции на позорное зрелище. Оглянувшись по сторонам, Фенела наткнулась взглядом на лицо My и поняла, как трепещет девочка при мысли: что же подумает теперь сэр Николас о ее семье?
Повинуясь стремительному порыву, Фенела рванулась к Илейн.
— Позвольте, я помогу вам, — предложила она, буквально силой вытаскивая женщину из кресла.
Холодные пальцы Илейн вцепились в руку девушки, и Фенелу пронизала дрожь отвращения и неприязни. Илейн поправила на плечах свалившиеся бретельки вечернего платья и пригладила волосы, вяло пытаясь убедиться, что с прической все в порядке.
Затем она двинулась по направлению к Саймону, складывая свои пухлые губки в причудливую гримаску, к какой она прибегала всегда, когда особенно желала привлечь внимание окружающих.
— Саймон, лапочка, — с вкрадчивой настойчивостью заворковала она, — ты так неласков со мной… вообще, уже давно так неласков, просто ужас! Голубчик мой, ты, надеюсь, не забыл свое сегодняшнее обещание переделать портрет, а? Может, прямо сейчас и займешься?
Фенела так и застыла на месте… Девушке показалось, что отец метнул в ее сторону быстрый, умоляющий взгляд.
— Переделать портрет! — эхом откликнулся он. — Ручаюсь, ничего подобного я не говорил!
— Да нет же, ты сам обещал мне, — настаивала Илейн. — Душечка, Саймон, ну так хочется, лапушка, займись этим прямо сейчас!
