Появился Медведь с двумя дробовиками, и Ренни поднял Укию на колени, тот оперся на пол сзади себя скованными руками. После этого вожак взял дробовик и отошел в тень, оставив детектива под светом прожекторов и взглядами внимательных глаз.
— Койот! — проревел он, словно призывая чудовище из фильма «ужасов». — Койот, у меня тут сын Прайма!
«Сын?» Они знают, кто его отец, и поэтому хотят его убить?
Сверху, с невидимого чердака, раздались шаги, заскрипели петли, и Укия скорее почувствовал, чем услышал прыжок. Тот, кого звали Койотом, почти беззвучно приземлился в круге света, и волосы на затылке детектива поднялись дыбом. Койот оказался высоким, с тугими мышцами и короткими седеющими волосами. Он уставился на Укию золотыми глазами, ненависть исходила от него волнами, как жар. В руке у Койота был пожарный топор, а в мыслях — картина того, как он рубит тело Укии на мелкие кусочки и бросает в огонь. Укия дернулся всем телом, но слабость после наркотика еще давала о себе знать. По крайней мере упал он на бок, а не лицом вниз, и сразу попытался ползти, но тело снова не слушалось. Койот перехватил топор поудобнее и пошел на него — лежащего на боку человека обезглавить легче легкого. Укия заскулил, не стыдясь страха.
Господи, не подпускай его ко мне!
Раздался выстрел, бетон между детективом и Койотом задымился, а Ренни за спиной Укии перезарядил дробовик.
— Надо поговорить, Койот.
Тот поднял глаза на Ренни:
— Я велел вам убить его на месте. Если у вас не хватило духу, это сделаю я.
— Ты мог ошибаться, а мог быть прав. Если он тот, кого ты боишься, мы сделаем, как ты сказал. Но, по-моему, ты ошибся. Решать будет Стая.
— Я не ошибся, его надо убить. И решать не надо, надо делать.
— А мы говорим — надо, — бросил Ренни. Хеллена с Медведем вторили ему; остальные согласно зарычали.
Ренни не хочет меня убивать ? Значит, есть надежда?
Койот обошел Укию, и Ренни тоже двигался, держа беззащитного юношу между ними.
— В чем тут вопрос? Разве вы не видите, что он тот самый? Не видите?
Стая промолчала; видимо, все это видели. Искра надежды, что зажег мятеж Ренни, почти догорела.
Они все здесь сумасшедшие.
— Все мы знаем, что Прайм не хотел этого ребенка, — продолжал Койот рокочущим голосом. — Он хотел убить его, пока тот был во чреве матери. Он надеялся, что при взрыве корабля ребенок умрет.
И его отец был сумасшедшим.
— Я знаю, знаю, — согласился Ренни. — Но знаешь, что я думаю о Прайме? Он был полной задницей. Легко впадал в панику, действовал, не подумав, и никогда ничего не обдумывал до конца. Вот с нами он свалял такого дурака! А тут, с одной стороны, дело серьезное: среди нас, возможно, будущий монстр, и надо его убить, пока не наплодил монстриков. А с другой стороны, Стая — это все, что осталось от Прайма, значит, мы парню заместо отца. Прайм думал, что его сын будет чудовищем, но был ли он прав?
Койот одним взмахом руки отверг все доводы Ренни.
— Возможная опасность перевешивает вред от нашей возможной ошибки.
— Какая опасность? Он три года провел в этом городе, под самым нашим носом. И что он сделал? Ничего!
— Это твое доказательство?
— Нет. — Они продолжали ходить вокруг Укии. — Вот мое доказательство. Он знал, зачем мы пришли. Увидел нас и сразу все понял — и испугался, конечно. Но стал он просить о милости? Просил оставить ему жизнь? Нет. Он думал только о своем напарнике. Мы все знаем, что сделал бы Гекс! Мы видели его дела отсюда до Орегона. В этом парне нет ничего от Онтонгарда, ты ошибся в нем.
— Ребенок! Парень! Ты знаешь, сколько ему лет.
— Да посмотри ты на него! Посмотри! — заорал Ренни, выбрасывая в сторону Укии негнущийся от гнева палец. — Он ребенок, может быть, подросток, но еще не взрослый. Все еще неуклюжий, и кожа слишком гладкая. Он достигнет нормального веса и роста через много лет, а пока он ребенок. Волчонок Стаи! Я знаю, чего Прайм опасался в этом ребенке, мне об этом кошмары снятся с тех пор. как я в Стае. Но это не он.
Укия внутренне съежился от картины, которую нарисовал Ренни, «Да о чем они говорят?»
Как только Укия начинал их понимать, разговор снова уходил куда-то в сторону.
