Здания, которое он видел лишь раз, уже нет. Вместо него стоит рассыпающаяся горка старых зубов. Красный Флаг ещё не остановился, а к стеклу уже прилипает лицо Яобаня. Лунный диск в угольно-черных мазках и ярко-розовых пятнах обожженной плоти.
— Они до сих пор не потушили крышу. Нижний этаж выгорел, но входить опасно. Нам велели уйти, вся чёртова штука вот-вот обвалится. Все ждут.
Пиао выпрыгивает из машины, перешагивает волнистый след атакующих пожарных рукавов и вздутые ручейки чёрной воды.
Флаг остервенело вылетает со двора, затем из аллеи — под ругань шофера, который мысленно уже отскребает следы черного пепельного снега от кожи салона. Чёрный снег.
— Похоже, у нас гости.
Пиао кивает в сторону седана, приткнувшегося к стене в дальнем переулке. Трое мужчин. Мёртвые глаза и чёрное нутро, загаживающее воздух каждым гнилым выдохом.
— Суки из безопасности. И почему они всегда по трое, шеф?
Старший следователь на ходу стягивает китель, пока они ныряют под ограждение, за ним галстук, жара жжёт ноздри и сушит горло. Во рту сухо, нечего сглотнуть.
— Ты, что же, не знаешь секретной директивы Политбюро? Один — чтобы читать, второй — писать, а третий — следить за этими двумя умниками.
Шишка шутки не понимает, но смеется. Следователь суёт китель под струю воды, бьющей из дыры в рукаве, и обматывает голову, но тут организованный беспорядок разрывают три гудка сирены. Кругом бешеная, но без хаоса, активность. Быстро выдвигаются лестницы. Гроздья спутанных рукавов скользят по мокрым спинам булыжников, наматываясь на барабаны. Вот толпа пожарников мчится к своим машинам, потоки черной воды впитали живой блеск их глаз. Только Яобань и Пиао движутся к складу, а не от него. Шишка сверкает белками на закопченном мраморе лица, следя за уезжающей техникой.
— Я думаю, нам тоже туда, Босс.
Пиао прибавляет шагу. Яобань возит китель в грязной луже и тоже обматывает голову. Темная вода сбегает по лбу и щекам, как воск по свече.
— Мамочка. Мамочка. — Губошлепый рот становится похожим на тонкий шрам, когда коренастый пожарник, судя по эполетам и шнуру на шлеме, начальник, намертво вцепляется в плечо Пиао.
— Вы совсем охуели туда лезть? Сейчас всё рухнет, вы, что, не видите?
В его глазах плещется страх, озёра страха. Пиао удивлен, даже напуган. Но быстро, не давая себе времени думать, выговаривает:
— Расследование убийства. Дело на партийном контроле. Пропустите нас или готовьтесь к проблемам.
Пожарный начальник убирает руку, лицо каменеет пониманием.
— Делайте что хотите, мне по хую.
Ага, удивил.
Чёрный, как её глаза. Чёрный, как её слова.
Склад внутри — сплошной тлеющий шлак и вонь обугленных скелетов животных, непрерывный стон камня и дерева под собственным весом. Пиао поплотней оборачивает лицо пиджаком. Китель высох и нагрелся. Раскаленные двери жгут голые руки. Они с Яобанем гнутся под напором жара, руки горят под тканью рукавов. Трудно понять, где именно они сейчас, огонь изваял пространство на свой лад. Вздутая, дышащая кирпичная кладка, чёрное расколотое дерево балок и потёки расплавленной стали окружают их, как ночной кошмар. Цементный пол исчез под сожженными в прах перекрытиями всех трех этажей склада. Настоящее пекло, надо срочно двигаться. Старший следователь загребает ногами кучи шлака, вплотную за ним — Яобань. Проклятия пузырятся в трещинах его губ. Дымится пластик подошв.
Им надо туда, где раньше был кабинет. Теперь просто очередная выжженная яма меж обугленных стен. Чуть дальше обрушилась кирпичная стена, открыв стальную раму с покосившейся стальной дверью. Холодильник. Рука тянется к металлу, светящемуся от жара… Ноют обожженные кончики пальцев. Кубики льда, ледяные бутылки пива, снег, мороз… все, что приходит на ум. Любые деньги за ледяную бутылку Цинтао. Яобань выуживает из-под рубашки фонарь и дает Пиао. Луч откалывает кусок темноты. Не дойдя четырех шагов до холодильника, следователь поскальзывается, свет мечется в темноте. Под ногами блестит лужа животного жира. Пиао освещает ряды скелетов животных, висящих на крюках… сгоревших дотла, до угля. Едко пахнущих. Сталактиты жира свисают с них. Некоторые доросли до пола и выглядят, как тонкие ножки фламинго под массивным телом.
