Они лежат на целлофане на железном столе. Трупы на целлофане. Ступни к голове. Ступни к голове. Восемь раз. Восемь карикатур на человеческое тело. Сорок четыре фута человека, издырявленного и выкинутого.
Чьи-то дети. Чьи-то малыши.
Пиао плюёт в сток и вдыхает, долго и глубоко. У вони есть вкус, подпись к каждой смерти, рядом с которой он стоял. Деваться некуда; выложенные трупы атакуют каждый орган чувств, загоняя людей фактически под гипноз. Деваться некуда.
Злость начинает вскипать на самом краю уровня слышимости. Он её не понимает. Он так переживает за эти растерзанные трупы, или просто настала пора вытащить голову из озера говна, где он тонул все эти годы? Пора встать и бороться? Непонятно. И это непонимание, от него ещё хуже.
По крайней мере стоило бы знать, почему ты идёшь на самоубийство. Разобраться для начала, а?
Чай… сладкий, крепкий. Его аромат вымывает из ноздрей запах смерти. Он тянется к кружке. Лицо Мао, исцарапанное, выцветшее, но всё равно лучезарное, смотрит на него из-под тусклой глазури. Пиао разворачивает кружку, и через облако пара смотрит, как студент привалился к замызганной, нештукатуреной, заляпанной кровью стене.
— Вот это ваши…
Пиао дёргает лицом Мао в сторону восьмерых. Чай выплёскивается на пальцы.
— Прямо сейчас?
Старший следователь видит печать страха на пересохших губах Паня. В его бегающем взгляде. В резкой волне, ворвавшейся в его запах.
— …ну там где-нибудь в течение недели. Они-то никуда не денутся, но нам надо знать, что и как с ними…
От души глотает из кружки с Мао. Чай сладкий, слишком сладкий. Сейчас какой-то неудачный момент для переслащённого чая.
— …и нам ещё как-то надо ловить убийц.
Тот снова облизывает губы. Ещё один взгляд, вороватый, как у кролика, через плечо Пиао на тела.
Блядь… это же его первые трупы. Он раньше никогда никого не вскрывал.
— Я думал, тут только один. Брат говорил, надо вскрыть одного.
— Нет, нет, их определённо восемь. Впрочем, считай, что он один. Один, просто восемь раз. Так что не разглядывай всех, сосредоточься на том, с кем работаешь. Этот урок я усвоил давным-давно…
— В университете нас как-то не учат полицейской психологии и не тренируют по вашим методикам.
— В полиции нас тоже не учат полицейской психологии и не тренируют. Я усвоил этот урок, когда работал кассиром у дяди в ресторане рядом с парком Ичуань. По вечерам там всегда начинались драки и тарелки с жареной лапшой летали по всему залу. А дядя стучал меня по голове костяными палочками, приговаривая, смотри на кассу, и на деньги клиента. Касса, деньги клиента. Остальное тебя не касается.
Студент пытается улыбнуться. Тщетно.
— Но у меня нет опыта. Раньше я никогда не исследовал мёртвых людей. Я учусь на гинеколога.
— Да, твой брат объяснил мне. Ладно, они мёртвые, но с исследованием живых никакой разницы нет. Смотри, в этом есть своя приятная сторона — никто не будет жаловаться, что у тебя холодные руки.
Пиао одной рукой берёт его за плечо, подталкивая к столу. Ручейки грязно-красной воды бегут с плоти по целлофану и дальше в жёлоб.
— Детектив Яобань, сделайте брату чаю. Это самое малое, чем мы можем помочь нашему новому судмедэксперту.
Они идут вдоль ряда тел; у студента под весом сумок белеют костяшки пальцев. Старший следователь берёт руку Паня в свою. Распрямляет пальцы, высвобождает сумки и кладёт на стол. Так аккуратно, что ступни последнего трупа касаются дерматина. Ярко-золотистая молния. Пиао расстегивает обе сумки, раскладывая их содержимое. Полотенца, антисептик для рук, пачку хирургических перчаток, скатанный футляр с хирургическими инструментами: скальпелями, зондами, струбцинами… фонарик, предметные стёкла, большую лупу, пачку пакетиков с молнией, термометры, стерилизационную жидкость, тампоны. Но большую часть сумок заполняют книги. Толстые, многостраничные тома. Справочник по анатомии. Судмедэкспертиза. Книги потоньше, с описаниями посмертных изменений в организме. Расчёт времени смерти… охлаждение, разложение, трупное окоченение, гусиная кожа, цианоз. Смерть и её слалом по вселенной посмертных процессов. Напечатано всё чёрной краской по белой бумаге… очень по-больничному. Под обложкой нет трупов, ни клочка кожи. Нет запаха. Нет потёков вонючей кровавой воды.
