Плёнка наматывается на сталь. Левая катушка пустеет, правая хвостом плёнки подметает стол. Пиао заряжает последнюю бобину, включает магнитофон… уши забиты словами, рот — пирожным. Другая плёнка. Другая атмосфера. Слишком другая. Проверяет наклейку. Между началом новой плёнки и концом предыдущей прошло две недели.
…снова игры.
Его, собаку, взявшую след, не спускают со сворки. С ложечки скормили ему многочасовую запись, где нет ничего, что ему хочется знать. А ведь там были сведения, важные сведения… блядские пропуски. Пиао сдирает наушники и швыряет на стол. Хватает китель и пачку «Панда Бренд», и вот за ним уже захлопывается дверь.
В сердце Народного Парка уже поставили летний навес с деревянным полом и танцпол. Играет джаз-банда, музыкантам в среднем по шестьдесят восемь лет… «When the Saints Go Marching In». Гирлянды ламп. Красных, белых, синих, жёлтых, они болтаются на ветру над головой. Вокруг разлит запах пива и нафталина. Широкие ряды зевак окружают танцпол, смотрят на танцующих. Бальные взмахи, наклоны, повороты. Головы на длинных шеях резко, раздражённо крутятся. Руки воздеты шпилями судорожных пальцев. Пиао берёт себе пиво и смотрит на контрастные тени, вырезанные в озёрах цветного света. Танцы… всё в них очаровывает его. Он — дитя Культурной Революции, когда танцы были запрещены.
— Старший следователь Пиао, не ожидал тут вас увидеть. Не думал, что вам нравятся бальные танцы. Разрешите представить вас моей жене. Да, это мой бывший коллега…
Он задерживается на долю секунды, его прыщи в таком освещении зияют синими кратерами.
— …мой коллега, старший следователь Пиао.
Женщина привлекательна, как давлёная утка. Голова её будто балансирует на тарелке оборчатого полиэстерового воротника. Она протягивает руку, Пиао вежливо её пожимает; только в этот момент он узнаёт человека, который его представил. Человека в чёрном пиджаке, белой рубашке с рюшечками, увенчанной экстравагантной красной бабочкой. Детектив Юнь… морщинистое лицо залито и выглажено тенями от цветного света.
— Моя сводная сестра пришла сюда сегодня без партнёра. Пиао, будет очень приятно, если вы пригласите её на следующий танец.
Маленькая женщина выходит вперёд, одуванчик из розового шифона. Улыбка режет её лицо пополам… дынный надрез зубов, слишком белых, чтобы быть настоящими. Паника вонзает в грудь старшего следователя острые когти.
— Но я не танцую.
— Чушь, Пиао, это чушь. Лили научит вас.
Она тащит старшего следователя на танцпол; ему едва хватает времени поставить бутылку с пивом на стол. Потом на несколько минут он погружается в калейдоскоп топающих ног, неуклюжих рук, спешных инструкций и запаха подмышек и духов ценой в пять юаней.
— У вас неплохо получается, старший следователь. Что ни говори, очень, очень неплохо.
Юнь танцует рядом, крутит, изгибает свою жену слева от Пиао. Оборки воротника от ветра вздымаются перед её лицом. Они вращаются вокруг старшего следователя и его партнёрши, демонстрируя сложную цепочку шагов. Фуга изгибов и извивов.
— Мы с Да ходим на соревнования, когда позволяет работа…
Очередной проход мимо Пиао, они уже кружатся с другой стороны.
— …мы мечтаем однажды выиграть на международных соревнованиях.
Юнь улыбается, это похоже на чёрный разрез в бауле.
— Шаг налево, лево, лево, — бурчит одуванчик, надавливая ногой на ногу Пиао и выдёргивая его в новое положение. Юнь у его плеча, наклоняется, чтобы подчеркнуть важность своих слов.
— Видите, видите. У вас ловко получается, вы уже приноровились. Подождите, вот будет следующая песня, фокстрот, чуть быстрее. Она должна вам подойти…
Всё ещё близко, почти шепчет.
— …она прекрасно танцует, правда? И хорошо готовит. И пока у неё нет мужчины.
Он подмигивает старшему следователю. Тот чувствует, как желудок проваливается к его неуклюжим ногам. Пытается рукой найти менее потное положение на затянутой в нейлон талии одуванчика. Слышит свои слова, произнесённые вслух…
— Я не удивлён.
Но слова теряются в музыке, группа начинает играть ускоренную аранжировку… «New York, New York».
Стол Юня расположен очень неудачно, прямо под гирляндой кроваво-красных ламп. Лицо детектива выглядит так, будто все его прыщи взорвались одним махом.
