— Хм!
Ее слова, по-видимому, не произвели особого впечатления. Кенникот больше ничего не ответил. Он слез с кровати, гулко шлепнув ногами о пол. Потом вышел из комнаты — смешная фигура в мешковатой пижаме. Она слышала, как в ванной он набирал воду, чтобы напиться. Она была возмущена его пренебрежением, съежилась в постели и, когда он вернулся, смотрела в другую сторону. Он не обратил на нее внимания. Бухнувшись в кровать, он зевнул и словно невзначай заметил:
— Ладно. Когда выстрою новый дом, сможешь уединяться сколько захочешь.
— Когда это будет!
— Придет время, построю. Не беспокойся! Но, конечно, благодарности я за это не жду.
Теперь она произнесла: «Хм!» Она вдруг почувствовала себя сильной и независимой, соскочила с постели, выудила из картонки для перчаток в правом верхнем ящике комода одинокую окаменевшую шоколадку, раскусила ее, почувствовала кокосовую начинку, пробормотала: «Черт!» — и тут же пожалела, что у нее вырвалось это слово, лишившее ее превосходства над мужем с его вульгарными выражениями. Она швырнула шоколадку в мусорную корзинку, где та злобно и насмешливо зашуршала среди рваных полотняных воротничков и коробок из-под зубного порошка. Затем Кэрол, исполненная трагизма, с великим достоинством возвратилась в постель.
Все это время Кенникот продолжал рассуждать о том, что он ни за что не ждет благодарности. А она думала о том, что он «деревенщина», что она ненавидит его, что было безумием выйти за него замуж, что она сделала это только потому, что устала работать, что пора отдать в чистку длинные перчатки, что она больше ничего не сделает для него и что надо не забыть про кукурузу ему на завтрак. Но вдруг его слова заставили ее снова прислушаться. Он бушевал:
— Дурак я, что думаю о новом доме! Пока я его выстрою, ты, верно, успеешь рассорить меня со всеми моими друзьями и со всеми пациентами.
Она разом села и холодно сказала:
— Очень благодарна тебе за откровенно высказанное мнение. Если это выражает твои чувства ко мне, если я такая помеха для тебя, я не могу оставаться ни минуты под этой крышей. Я вполне способна зарабатывать себе на жизнь. Я сейчас же уйду, и, раз тебе так хочется, ты можешь получить развод! Тебе нужна не женщина, а кроткая корова, которая с удовольствием слушала бы и смотрела, как твои любезные друзья разговаривают о погоде и плюют на пол!
— Тише! Не будь дурой!
— Ты очень скоро узнаешь, дура я или нет! Я говорю серьезно. Неужели ты думаешь, что я останусь здесь хоть секунду, узнав, что ты из-за меня страдаешь? Уж настолько-то чувство справедливости во мне все-таки развито…
— Пожалуйста, не увиливай, Кэрри! Это…
— Я увиливаю? Так позволь сказать тебе…
— Это не спектакль. Это наша серьезная попытка сговориться по основным вопросам. Мы оба погорячились и наговорили много такого, чего вовсе не думали. Конечно, было бы хорошо, если бы мы были четой вдохновенных поэтов и беседовали только о розах и лунном свете, но мы просто люди. Ну так вот. Перестанем грызть друг друга и признаем, что мы оба делаем глупости. Подумай: ты отлично знаешь, что смотришь на людей сверху вниз. Ты не так уж плоха, как утверждал я, но и не так уж хороша, как пытаешься изобразить ты. Далеко не так. Почему ты такая надменная? Почему ты не можешь принимать людей такими, какие они есть?
Она не успела собраться к торжественному уходу из «кукольного дома». Она задумчиво произнесла:
— Это, вероятно, у меня с детства.
Она остановилась. Когда же заговорила снова, слова ее звучали искусственно, голос был проникнут книжной мечтательностью:
— Мой отец был самый деликатный человек на свете, но и он смотрел на обыкновенных людей свысока. О да! С полным правом. И потом — долина Миннесоты… я просиживала там часами над обрывами Манкейто, и глядела перед собой, опершись подбородком на руку, и мечтала писать стихи. Блестящие крутые крыши подо мной, река, а дальше окутанные туманом поля и ряды отвесных скал… Все это ограждало мои мечты. Я жила в долине. Но прерия… Мысли разлетаются по безграничному пространству. Как ты думаешь, не в этом ли дело?
— Гм, да! Может быть. Но… ты постоянно говоришь о том, что надо брать от жизни как можно больше, чтобы зря не уходили годы, а тут ты сама лишаешь себя здоровых домашних удовольствий только потому, что люди здесь не носят фрака и не ходят в нем среди дня на…
