— Будьте добры, зайдите в мое отделение и взгляните на пару лакированных туфель, которые я отложил для вас!
С видом священнодействующего жреца он расшнуровал ей ботинки и, отогнув край платья, надел туфли. Она их купила.
— Вы хороший коммерсант! — сказала она.
— Я совсем не коммерсант! Я просто люблю элегантные вещи. Все это так некрасиво.
И он безнадежным жестом указал на полки с коробками обуви, на деревянное сиденье стула, на котором дырочки образовывали розетки, на стойку с висящими на ней штиблетами и жестянки с сапожным кремом в окне, на литографированное изображение ухмыляющейся молодой девушки с пунцовыми щеками, восклицающей в поэтическом порыве рекламного вдохновения: «Мои ножки лишь тогда стали совершенством, когда я купила пару первоклассных ботинок «Клеопатра».
— Но иногда, — вздохнул Рэйми, — попадается пара изящной обуви вроде этой, и я откладываю ее в сторону для тех, кто способен ее оценить. Когда я увидел эти туфли, я сразу сказал себе: «Вот было бы хорошо, если бы они подошли миссис Кенникот!» И я решил сообщить вам о них при ближайшем случае. Я не забыл наших приятных бесед у миссис Гэрри!
Гай Поллок зашел в тот же вечер, и хотя Кенникот тут же усадил его за криббедж, Кэрол была снова счастлива.
V
Вернув себе часть прежней жизнерадостности, Кэрол не забыла о своем решении начать усовершенствование Гофер-Прери с легкой и приятной пропаганды, а именно с попытки научить Кенникота наслаждаться по вечерам чтением стихов при свете лампы. Но кампания все откладывалась. Дважды он предлагал пойти в гости к соседям, и она соглашалась: в третий раз он был вызван на ферму. На четвертый вечер он сладко зевнул, потянулся и спросил:
— Ну, что бы предпринять сегодня? Не пойти ли в кино?
— А вот я знаю, чем мы займемся! Только не задавай вопросов. Иди и сядь к столу. Так тебе хорошо? Устройся поудобнее, забудь, что ты деловой человек, и слушай..
Вероятно, на нее оказал влияние властный характер Вайды Шервин. Во всяком случае, у нее был тон ревностного культуртрегера. Но Кэрол сразу стала другой, как только уселась на диван, оперлась подбородком на руки и начала читать вслух из лежавшего у нее на коленях томика Йитса.
Мгновенно раздвинулись стены ее уютного дома, перестал существовать захолустный степной городок. Она очутилась в мире одиночества — трепетали в сумерках крылья пташек, тоскливо кричали чайки на морском берегу, пена прибоя подползала из темноты, и высился остров Энгус — обитель старших богов, сияла слава несбывшихся подвигов, выступали статные цари и женщины в золотых поясах, и слышался неумолчный скорбный напев, и…
— Э-кхе-кхе! — закашлялся доктор Кенникот.
Она остановилась, вспомнив, что ее муж еще недавно жевал табак. Он смущенно мялся под ее негодующим взором.
— Здорово написано! Ты проходила это в колледже? Я очень люблю поэзию: Джеймса Уиткомба, Райли и, пожалуй, Лонгфелло — эту, как ее, «Гайавату». Да, я хотел бы понимать эти возвышенные вещицы вроде той, что ты сейчас читала. Но, боюсь, я слишком старый пес, чтобы учиться новым фокусам.
Тронутая его смущением, но едва подавляя смех, Кэрол утешала его:
— Тогда попробуем что-нибудь из Теннисона. Ты читал его?
— Теннисона? Еще бы! Читал в школе. Это у него:
Не надо слез прощальных,
Когда уйду я в море.
Но пусть…
Да я не помню всего, но… Ах, вот! У него еще есть:
«В деревне встретил я юнца, и он…» Не помню точно, как дальше, но припев там кончается словами: «Нас семеро всего».
— Да, верно… Не взять ли нам «Королевские идиллии?» Они так красочны!
— Ладно! Жарь!
Но сам он поспешил спрятаться за сигарой. Она же перенеслась мыслями в Камелот. Читая, она одним глазом поглядывала на мужа и наконец, видя, как он страдает, подбежала к нему, поцеловала его в лоб и вскричала:
— Ах ты, мой бедный! Из тебя насильно выращивают туберозу, а ты хочешь быть почтенной репой!
— Но, послушай, это не…
— Во всяком случае, я больше не буду тебя мучить.
Но она не могла отказаться совсем. Она начала читать Киплинга, подчеркнуто скандируя слова:
Скачет полк ка-ва-ле-рийский
По пути на Ман-да-лай.
Он отбивал ногой такт, и вид у него опять был спокойный и уверенный. Но когда он похвалил ее, заявив: — Вот это ловко! Ей-богу, ты декламируешь не хуже Эллы Стоубоди! — она захлопнула книгу и сказала, что, пожалуй, еще не поздно попасть на девятичасовой сеанс в кино.
