Глава Шарлотты - страница 28

Я посмотрела на Ксимену и Джун.

– Да-а, это очень здорово!

Джун и Ксимена улыбнулись.

– Да, – кивнула Ксимена.

– Я немного нервничаю, – призналась Джун. – Я никогда раньше не танцевала перед публикой!

– Просто представь, что там никого нет, – сказала Ксимена. Глядя на нее, невозможно было подумать, что две минуты назад она плакала.

– Прекрасный совет, – согласилась мама Джун.

– И я так же сказала! – вставила я.

– Твои родители придут на банкет, Ксимена? – спросила мама Джун. – Буду очень рада познакомиться с ними.

– Да, – вежливо ответила Ксимена, и на ее щеке снова заиграла ямочка.

– Все наши родители будут сидеть за одним столом, – уточнила я. – И миссис Атанаби с мужем.

– Отлично, – сказала мама Джун. – Не терпится со всеми пообщаться.

– Пока, Джун. До свидания, миссис Доусон, – попрощалась Ксимена.

– Пока! – помахала я.

Мы с Ксименой вместе спустились по лестнице и пошли к Мэйн-стрит. Там она должна была повернуть налево, а я – направо.

– Тебе лучше? – спросила я, когда мы остановились на углу.

– Спасибо, Шарлотта. Ты такой хороший друг.

– Спасибо. Ты тоже.

– Не-а. – Она покачала головой, теребя бахрому моего шарфа и задумчиво глядя на меня. – Я знаю, что иногда могла бы быть к тебе внимательнее, Шарлотта.

Она обняла меня:

– Прости.

Должна признать, мне было очень приятно это услышать.

– Все в порядке!

– До завтра.

– Пока.

Я прошла по Эймсфорт-авеню мимо ресторанов. Стало теплее, и рестораны потихоньку оживали. Я все думала о том, что мне сказала Ксимена. Да, иногда она могла бы быть ко мне внимательнее. А я, могла бы я быть внимательнее к другим людям?

Я остановилась у светофора на перекрестке. Тогда я и заметила мужчину в оранжевой куртке – он садился на автобус. С черной собакой. На собаке была повязана красная бандана.

– Горди Джонсон! – позвала я и побежала за ним, как только на светофоре загорелся зеленый свет.

Он обернулся, услышав свое имя, но тут за ним закрылась дверь автобуса.

Миссис Атанаби привела нас в одну из комнаток над Карнеги-холлом – готовиться к выступлению. Коридор там был увешан фотографиями и программками великих танцоров, которые когда-либо тут выступали. Когда мы шли по коридору переодеваться, миссис Атанаби показала на одну из фотографий. На ней были изображены сестры Дункан, дочери Айседоры Дункан, в длинных белых туниках, театрально позирующие. На фотографии стояла дата: 3 ноября 1923 года.

– Смотрите, они совсем как вы! – весело прощебетала она, достала телефон и наставила на нас камеру. – Дайте-ка я вас тут сфотографирую.

Мы сразу же встали рядом с фотографией – в тех же позах, что и танцовщицы: я слева, подняв руки вверх и повернувшись направо, Джун справа, тоже с поднятыми руками, повернувшись налево, а Ксимена посередине, руки в стороны и глядя в камеру.

Миссис Атанаби сделала несколько снимков, пока не получился удачный, и вчетвером мы как угорелые помчались в гримерку переодеваться, и миссис Атанаби волновалась не меньше нашего.

Выступали не только мы. Джазовый ансамбль и камерный хор старшей школы уже были на месте. Звуки тромбонов и саксофонов эхом разлетались по коридорам, а хор распевался в большой комнате рядом с нашей гримеркой.

Миссис Атанаби причесала нас и накрасила. Наши волосы превратились в огромные пушистые облака из кудрявых локонов, торчащих во все стороны и щедро политых лаком для волос, – просто потрясающе! И хотя у всех нас такие разные волосы, благодаря усилиям миссис Атанаби мы здорово смотрелись вместе!

Наш номер был последним в программе. Мы прождали целую вечность! Всю дорогу мы держались за руки и безостановочно разговаривали, чтобы не удариться в панику.

Когда наконец-то настал наш черед, миссис Атанаби привела нас за кулисы главного зала – имени Айзека Стерна. Пока камерный хор старшей школы допевал последнюю песню, мы подглядывали в зал сквозь занавес. Столько народу! В темноте мы не могли никого разглядеть, но это был самый большой зал, который я когда-либо видела: с балконами, позолоченными сводами и бархатными стенами!

Миссис Атанаби велела нам занять свои позиции: Ксимена в середине, я слева, Джун справа. Потом она повернулась к нам и прошептала: