– Фрау, мне нужна сиделка к моей тетушке, я звоню по объявлению, не могли бы вы посидеть с ней две недели, пока я не вернусь. Готов платить 5 рейхсмарок в неделю
– Хорошо, – ответил молодой женский голос, – адрес тот же?
– Да конечно, она уже вас ждет. Спасибо
– Спасибо, до свидания! – ответила женщина и повесила трубку
– Кто звонил? – спросил Гауфман, – вы узнали, кто звонил?
– нет, голос был приглушен, как будто говорили через платок, но интересно другое – звонок был сделан из приемной гаулейтера!
Еще раз пообщавшись с гаулейтером, познакомившись с будущим послом Рейха в СССР Кристой-Венфридис Шуленбург, кстати оказалась очень милой женщиной, Штольц поехал в Сименс.
Один из крупнейших германских концерном Сименс и Гальски в 1943 вернул себе все заводы Гитлерграда, которые еще Николай экспроприировал в 1914 м году с началом Первой мировой.
Они не стали переименовывать Электросилу и Завод турбинных лопаток, а Ленинградский металлический завод стал Гитлерградским металлическим заводом, как говорится, дешево и сердито.
Сименсовцы хотели бы вернуть свои предприятия и в Москве, – Электрозавод, ТЭЦ-1, ТЭЦ-2, – и, хотя надежды на это было крайне мало, готовили команду своих юристов и финансистов в обозе отправляющегося в СССР нового посольства. Это играло на руку Штольцу – у него была возможность раствориться в этом кагале, который планировал задержаться в столице России минимум на полгода. Ну и понятно, что такая делегация не может быть проигнорирована первым лицом страны, и хотя бы раз, но Вольдемар будет иметь возможность представиться Жукову официально.
Головной офис Сименса находился, как и у большинства других коммерсантов, на Маннергейм штрассе, в гостином дворе. Немецкие архитекторы слегка его преобразили, подреставрировали, нарастили два этажа и добавили югентштиля слегка. В общем, внутри был свет и простор.
Руководитель восточного офиса Сименса Фриц Хубер встретил Штольца у дверей своего кабинета.
– может, стаканчик шнапса?
– спасибо, герр Хубер, но мне кажется, рановато еще для шнапса
– ну, как хотите, я немножечко выпью, – сказал руководитель Сименса и налил себе стаканчик прозрачно-маслянистой жидкости, – итак, я со мной говорил гаулейтер, и я понимаю стоящую перед Вами задачу, герр Штольц. Думаю, мы сможем обеспечить Вам, как это у вас принято говорить, рабочую легенду, с которой вы успешно начнете взаимодействовать с русскими
– герр Хубер, располагайте мной, как сочтете нужным, я закончил Дрезденский технический университет, и плюс к этому говорю свободно по русски.
– это же превосходно, то что нам не хватало. Вы знаете, что до революции русские заказывали нам проектирование метрополитена, но потом большевики не захотели строить по нашему проекту, а позвали американцев. Сейчас Каганович строит новые линии метро и мы хотели бы их уговорить построить по нашему проекту, и закупить наше оборудование и вагоны. А еще большие планы на энергетику. Мы могли бы построить для русских атомные станции, у них есть опытный реактор, но таких проектов, как есть у нас, у них нет. Плюс наш альянс с фон Брауном имеет колоссальные перспективы. Мы могли бы построить у русских космодром где-нибудь в Казахстане и оттуда запускать ракеты. Вернер говорит, что это будет намного эффективнее, чем из Пенемюнде.
– герр Хубер, позволю себе заметить, что у нас нет даже мирного договора, а без него вряд ли сотрудничество в таком объеме будет возможным. И, как мы считаем, русские хотят получить Гитлерград обратно. Если это так, то вы и местные заводы потеряете. В России же нет капитализма. Там все народное.
– как жаль, что нам не удалось включить всю Россию в состав Третьего Рейха. Какие безграничные возможности перед нами тогда бы открылись. Вполне можно было бы построить скоростную железную дорогу от Ла Манша до Владивостока, а там и тоннель в Японию.
– боюсь, что мы так жестоко с ними воевали, что о включении вообще речь не идет, хотя мысль действительно заслуживающая внимания. Если бы мы во время войны относились к русским как к словакам или венграм, все могло бы быть по другому. Но ведь мы считали, что они немногим лучше животных. Ну, то есть не мы, а Адольф Гитлер, но мы ведь все молчали. Кроме разве что нашего гаулейтера.
