Если взять Англию в целом, то сейчас проявляется гораздо больше понимания всей его работы в этом плане, чем когда-нибудь раньше. Коль скоро мы сможем добиться какого-либо успеха в развитии этого понимания, мы должны будем непременно почувствовать себя вправе подключить к любым переговорам, которые мы могли бы проводить, те страны, с которыми у нас существуют особые связи — Италию и Францию. Если мы вчетвером достигли бы между собой согласия, то тем самым заложили бы самые прочные основы для дела мира и для всего того, что захотели бы построить на этих основах.
Он не возражал против этого, но сказал, что формального согласия между четырьмя державами можно было бы достигнуть без особого труда, но оно не много бы стоило без принятия в расчет реальностей, даже если они и неприятные. Германии пришлось признать реальность в виде Польши. Все мы должны принять такую реальность как признание Германии в качестве великой державы. Мы должны отойти от версальского мышления и признать, что мир не может постоянно находиться в состоянии «статус-кво».
На это я ответил, что никто и не намеревается относиться к Германии иначе, как к великой державе, и что никто в здравом уме не ожидает, что мир может вечно оставаться неизменным. Все дело в том, каким образом должны происходить эти изменения.
На это он ответил, что имеется две, и только две, альтернативы:
1) свободное противоборство сил, что означает войну; и
2) разумное урегулирование.
Мир испробовал первую. Способен ли он предпочесть вторую? К несчастью, мы имели возможность сравнить два пути, и потому необходимо найти путь к разумному решению.
Здесь он разразился ворчливой тирадой о том, как трудно иметь дело с демократическими странами. Все его предложения, будь то по разоружению или по вопросам политики, терпели крах на этом рифе. Многопартийная система демократических стран осложняет решение проблемы колоний (конференция консервативной партии). Единственно, что не потерпело крах, так это морское соглашение, которого он намеревался придерживаться, пока русские вынудят его воспользоваться правом пересмотра.
Что касается «демократической» части его высказывания, то я ответил, что если каких-то изменений можно ожидать не ранее прекращения приверженности Великобритании демократической системе, то совершенно очевидно, что я напрасно потратил время на поездку в Берхтесгаден, а он — на то, чтобы принимать меня. Ибо, как я полагаю, Великобритания меньше всего намерена менять свою форму правления. При всем уважении к нему, этот вопрос не очень уместен. Его предложения по разоружению и по другим вопросам потерпели неудачу не из-за многопартийной системы, демократии или чего-то подобного, но потому, что другие страны по тем или иным причинам не были удовлетворены той степенью безопасности, которая им практически предлагалась. По причинам, которые ему представляются убедительными, он игнорировал договорные обязательства. Я не буду обсуждать, насколько вески причины нарушения обязательств или нет, но не удивительно, что это вспоминают, когда он выступает с новыми инициативами.
Он пояснил, что, критикуя демократии, он прежде всего имел в виду Францию, но повторил, что даже применительно к нам партийная конференция «связала» правительство. В Англии откровенно высказываются в том плане, что Германии ни в коем случае не должно быть разрешено иметь колонии, и что я должен был заметить попытки враждебных кругов Англии сорвать мой визит в Берлин.
На это я ответил, что, по моему мнению, враждебные круги могут быть не только в Англии.
Затем он спросил меня, какие еще имеются между нами проблемы помимо колоний. Я ответил, что английское общественное мнение было бы радо узнать о его отношении к Лиге Наций и разоружению. В отношении Лиги Наций он сказал, что не может понять, почему мы придаем такое значение пребыванию Германии в Лиге, тогда как нас не волнует, что США не входят в нее. Сейчас не может быть дан ответ на вопрос, вернется ли туда Германия. Разумеется, она не вступит в Лигу, если та сохранит свой нынешний состав и методы деятельности. Вопрос разоружения сейчас более сложен, чем несколько лет тому назад. Сейчас мы наверстываем упущенное — равно как и Германия, — и опыт показывает, что уважение к странам зависит от степени их вооруженности. А теперь еще Россия… Он предложил отменить использование бомбардировщиков, но «колониальные» страны настояли на их сохранении по полицейским соображениям. «Кто будет решать этот вопрос и как он будет решаться, я не знаю». Что еще? Я сказал, что Версальский договор, несомненно, порождает и другие проблемы, которые, как нам представляется, могут вызвать осложнения, если не найдут своего разумного решения, например, проблемы Данцига, Австрии, Чехословакии. По всем этим проблемам мы не настаиваем непременно на сохранении статус-кво по состоянию на нынешний день, но мы озабочены тем, чтобы избежать такого их решения, которое могло бы вызвать осложнения. Если может быть найдено разумное урегулирование при свободном согласии и доброй воле тех, кого это прежде всего касается, — мы, разумеется, не проявим ни малейшего желания блокировать его.
