Казалось, что все-таки надежды остаются. В последних числах декабря 1936 г. Канделаки в сопровождении замторгпреда Фридрихсона снова встретился с Шахтом. Об этой беседе Шахт написал отчет министру иностранных дел Германии Нейрату: «Во время беседы я заявил, что оживление торговли между Россией и Германией будет возможно только в том случае, если русское правительство сделает ясный политический жест, лучше всего в форме заверения через посла (СССР) в Берлине, что воздержится от любой политической пропаганды вне России». Это означало, что немцы практически поставили ультиматум, на который Сталин пойти не мог.
Позиция СССР в вопросе о 500-миллионном кредите оставалась двойственной. Так, 11 августа 1936 г. замнаркома Крестинский писал Сурицу: «На днях обсуждался вопрос о так называемом 500-млн. кредите. Решен он отрицательно». 19 августа 1936 г. Литвинов писал Сурицу, что Канделаки даны указания «заявить немцам об отклонении нами пока соглашения. Вместе с тем ему разрешено запросить немцев, согласны ли они дать нам некоторые, особо интересующие нас предметы в известной Вам области (военной), и сказать им, что в случае положительного ответа можно будет вновь поставить вопрос о кредитном соглашении». Иными словами, все время из-под дипломатической завесы просовывалось «копыто» основного замысла Сталина: добиться германской помощи оборонной промышленности СССР.
О том, что между Сталиным и Канделаки существовали особые, доверительные отношения, вспоминала дочь Канделаки Тамара. В письме ко мне она сообщила, что однажды была со своей матерью в гостях на даче у Молотовых. Был там и Сталин. Девочка подошла к нему и спросила:
— Товарищ Сталин, а когда наш папа вернется в Москву?
Сталин отвечал:
— Твой отец выполняет серьезное задание. Тебе придется подождать…
Эта «отеческая забота» дорого стоила семье Канделаки: сам он был впоследствии расстрелян, а семья — выслана.
Вскоре после очередной встречи с Шахтом Канделаки отбыл в Москву, чтобы доложить о своей беседе руководителям СССР. В итоге 8 января 1937 г. был утвержден «проект устного ответа Канделаки», составленный Литвиновым. На проекте есть визы пяти членов Политбюро ЦК ВКП(б): Сталина, Молотова, Кагановича, Орджоникидзе, Ворошилова. В проекте, в частности, говорится: «Советское правительство не только никогда не уклонялось от политических переговоров с германским правительством, но в свое время даже делало ему определенные политические предложения. Советское правительство отнюдь не считает, что его политика должна быть направлена против интересов германского народа. Оно поэтому не прочь и теперь вступить в переговоры с германским правительством в интересах улучшения взаимоотношений и всеобщего мира. Советское правительство не отказывается и от прямых переговоров через официальных дипломатических представителей; оно согласно также считать конфиденциальными и не предавать огласке как наши последние беседы, так и дальнейшие разговоры, если германское правительство настаивает на этом».
Как видим, снова были повторены основные положения директивы, которую Сталин дал Канделаки в мае 1935 года!
14 января 1937 г. Литвинов отправил личное письмо Сурицу, из которого следует, что в варианте, подготовленном им самим, речь шла только о переговорах Суриц — Нейрат. Сталин поправил, что «не отказывается и от прямых переговоров», т. е. что переговоры Канделаки — Шахт могут быть продолжены. Нарком писал:
«Изменения сделаны, несмотря на то, что т. С. вторично подтвердил, что ни в коем случае нельзя поручать переговоры К. ввиду его дипломатической неопытности, и соглашался со мною, что вести переговоры придется Вам».
Литвинов писал, что он вручил проект ответа «тов. К.» (Канделаки) и разъяснил ему, что «если Ш. (Шахт) признает наш ответ достаточным, то К. должен просить его указать, кому поручаются переговоры с немецкой стороны; если этим лицом окажется Нейрат или другое лицо подходящего ранга, К. может сказать, что Вы к нему обратились по собственной инициативе, но с ссылкой на имевшийся между Ш. и К. обмен мнений».
