Что в Москве с этим зондажом связывались серьезные расчеты, видно из примечания в директиве Литвинова, в котором считалась возможной даже личная встреча Канделаки с Гитлером. Однако в 1935 г. миссия торгпреда не увенчалась успехом. Гитлер не пошел ни на расширение экономических связей, ни, тем более, на политическую разрядку отношений с Москвой. Но это не остановило советскую сторону. С ведома политбюро Канделаки продолжал свои контакты. В январе 1936 г. он сообщал, что Шахт «является одним из самых горячих сторонников развития нормальных отношений и больших экономических дел с Советским Союзом и заявил, что соглашение о кредите может привести к некоторому очищению политического горизонта в советско-германских отношениях. После, несколько задумавшись, Шахт проронил следующую фразу: „Да! Если бы состоялась встреча Сталина с Гитлером, многое могло бы измениться“. На докладе Канделаки Сталин написал: „Интересно. И. Ст.“ — и ознакомил с ним Ворошилова и Кагановича.
Документы сталинского архива открывают еще одну, особенно интересную сторону советских зондажей намерений Берлина: в 1935-1936 гг. рассматривались возможности развития торговли с Германией для укрепления советской обороноспособности. Когда Шахт заговорил о новом, 500-миллионном германском кредите, Канделаки в беседе с ним 16 декабря 1935 г. заявил, что СССР примет это предложение в том случае, если на половину суммы сможет разместить военные заказы, в частности на военные суда, подводные лодки, самолеты и оборудование для химической промышленности. И снова в 1936 г. был получен отказ.
Игра велась с двух сторон. Советская давала понять, что она готова сохранить «догитлеровский» уровень сотрудничества и экономических отношений. Немецкая неожиданно предложила новый кредит — 1 миллиард марок сроком на 10 лет. Канделаки получил указание не отказываться, но должен был пожаловаться на то, что и прежние 200-миллионные кредиты оказалось трудно разместить в Германии. Немцы тогда, чтобы казаться серьезными, сократили «аванс»: не миллиард, а 500 тысяч рейхсмарок. На этом фоне — где-то в июле — Канделаки совершил свой демарш, передав Шахту послание Сталина.
Хитрый финансист ответа не дал, заявив, что с предложением об улучшении политических отношений надо обращаться не к нему, а к министру иностранных дел фон Нейрату, которого обещал проинформировать. Эту тактику «переадресовки» Шахт использовал не раз, понимая, что Канделаки не хочет переводить беседы на официально-дипломатический уровень.
Советник полпредства СССР в Берлине Бессонов, будучи в Москве, во время беседы с советником германского посольства в СССР Твардовским 7 октября 1935 г. спросил:
— Что, по Вашему мнению, может улучшить советско-германские отношения?
200-миллионый кредит СССР скоро будет исчерпан, продолжал он, а Канделаки, имеющий «исключительные связи здесь», то есть в Москве, имеет «грандиозные планы» для расширения советско-германской торговли, «если не произойдет никаких политических инцидентов».
Интерес советского руководства к берлинским переговорам был исключительно велик. Протоколы заседаний Политбюро ЦК ВКП(б) фиксируют неоднократное обсуждение торговых отношений с Германией и сообщения Литвинова по этому вопросу (15 сентября, 9 ноября, 5 декабря 1934 года; 3 марта, 22 марта, 7, 17, 27 апреля, 2 мая, 22 июля, 25 июля 1935 года). Небезынтересно отметить и такой «поворот». 31 марта 1935 года «Правда» опубликовала произведшую сенсацию статью маршала Советского Союза М. Н. Тухачевского «Военные планы нынешней Германии». Статья, в которой недвусмысленно разоблачались направленные против СССР военные приготовления Гитлера (со ссылками не только на «Майн кампф», но и на другие источники) и делались выводы об «антисоветском острие» этих приготовлений, вызвала беспокойство и недовольство в Берлине — вплоть до полуофициальных протестов, отклоненных М. Литвиновым. Однако у статьи Тухачевского была предыстория. Автор предварительно согласовывал ее со Сталиным, внесшим в текст ряд изменений. Сталин убрал внешние резкости: заголовок «Военные планы Гитлера» заменил на «Военные планы нынешней Германии»; снял несколько цитат об антисоветском характере военных намерений Германии, усилил формулировки о том, что эти намерения имеют «не только антисоветское острие». Наконец, он сократил целый абзац о возможном отпоре, который в случае агрессии Германия получит от Красной Армии и страны «с ее великой коммунистической партией и великим вождем тов. Сталиным». Однако несмотря на все «смягчения», Сталин все-таки дал согласие на публикацию (даже велел набрать курсивом знаменитую цитату из «Майн кампф»), прекрасно понимая возможную реакцию в Берлине. Это был один из ходов в дипломатической комбинации, в которой Сталин давал понять немецкой стороне, что у него есть в этой игре две карты — как нормализация отношений (зондажи Канделаки), так и возможность резкой конфронтации. Так Сталин проводил знаменитую тактику «кнута и пряника», давая понять германской стороне, что у Советского Союза есть выбор между обеими альтернативами.
