Я рассказал Гитлеру об эпизоде с офицером у дверей молотовского кабинета.
– А что насчет его здоровья? Говорят, он очень болен, и потому у него целая армия двойников. Или вы думаете, что человек, которого вы видели, это как раз одна из таинственных теней Сталина? – шутливо спросил Гитлер.
– Судя по тому, что он дымил как паровоз, пил как сапожник, а в конце выглядел как огурчик, должен сказать, что это вполне вероятно, – ответил я, смеясь.
– Он действительно так много курит? – Гитлер покачал головой. Он никак не мог понять, почему люди курят.
– Ну, судя по этому эпохальному приему, можно сказать, что он заядлый курильщик.
– Скажите, какое у него рукопожатие?
– Твердое и сердечное, оно очень мне понравилось, – ответил я вполне искренне.
Однажды Гитлер сказал мне, что терпеть не может людей, которые протягивают вялую руку и не отзываются на рукопожатие.
– Когда он велел вам передать мне его пожелания, вы думаете, это был всего лишь ответный жест вежливости или там была доля искренности?
– Я вполне уверен, что это была не простая формальность, герр Гитлер. Я от души верю, что он совершенно искренен в своих дружеских чувствах к вам и немецкому народу.
Гитлер взял подборку фотографий, рассмотрел каждую по очереди, испытующе задавая вопросы по существу каждой из них.
– Как жалко! – печально сказал он наконец, качая головой. – Ни одна не годится!
– Что?! – вскричал я, огорошенный. – Да почему же? Что в них такого?
– На всех фотографиях Сталин с папиросой, – сердито ответил он. – Вы только подумайте, Гофман, представьте, если б я на всех фотографиях появлялся с папиросой в руке! Об этом не может быть и речи.
– Но Сталин с папиросой – это как раз очень типично, – возразил я.
Но Гитлер ни за что не соглашался. Немецкий народ, утверждал он, будет оскорблен.
– Подписание пакта – очень серьезное и торжественное событие, – сказал он, – и к нему нельзя приступать с папироской в зубах. От такой фотографии веет легкомыслием! Прежде чем передать снимки в печать, попробуйте заретушировать папиросы.
Зная его отрицательное отношение к курению, я не сказал больше ни слова; папиросы как следует заретушировали, и во всех газетах Сталин был безупречен, словно никогда не брал в руки табака! Однако я не смог справиться с искушением и похвалил отличное крымское шампанское, отлично зная, что получу резкую отповедь от такого непримиримого трезвенника. К моему удивлению, он не клюнул на приманку. Но все-таки подколол меня!
– В Москве, – сказал он, – в сложившихся обстоятельствах спиртное было существенным условием, и я рад, что послал к непьянеющему Сталину выпивоху ему под стать.
Глава 5
С ГИТЛЕРОМ В ПОЛЬШЕ
Однажды, в драматические дни августа 1939 года, когда мы с Гитлером остались наедине после визита английского посла Хендерсона, я отважился высказать опасение, что Британия вступит в войну.
– Не верьте этому! – резко возразил Гитлер. – Англия блефует! – И потом добавил с той озорной улыбкой, которая так редко появлялась на его лице: – И я тоже!
Фактическое объявление войны со стороны Великобритании вызвало внезапный отток масс от партии – мне ярко помнится разительный контраст между неистовым энтузиазмом 1914 года и глубокой подавленностью 1939-го – и нечто вроде оцепенения в нашем ближайшем кругу.
В то время я находился в рейхсканцелярии и зашел ненадолго к Гитлеру, после того как от него вышел Риббентроп. Гитлер сидел в кресле развалясь, глубоко задумавшись, на его лице застыло выражение неверия, недоумения и огорчения.
Рукой он сделал жест почти безнадежной покорности.
– И за это, друг мой, – проговорил он, – надо сказать спасибо этим болванам, этим так называемым экспертам из министерства иностранных дел.
Я, конечно, знал, о чем он говорит. Я неоднократно лично слышал, как Риббентроп с апломбом и самоуверенностью, несоразмерными его опыту и недостатку здравого смысла, заверял Гитлера, что Британия вырождается, что Британия ни за что не станет сражаться, что Британия никогда не вступит в войну ради чужих интересов и т. д. Нет никаких сомнений, что в политической игре, окончившейся этой катастрофической развязкой, повинны именно и прежде всего подсказки Риббентропа, которые способствовали неверным выводам и ошибочным ходам Гитлера, которые в конечном итоге привели его к гибели, а его страну к краху.
