Орех наморщился и зашевелил губами, время от времени справляясь с записной книжкой и ставя в ней галочки своим искусанным карандашом.
— Ладно, — сказал он наконец. — Сегодня вечером, в семь тридцать. Вон там, напротив Пенн-стейшн есть ирландский паб. Будешь ждать меня внутри. Ты ведь когда-то пивко уважал, я помню. Так?
— Наверна, так, — ответил я несколько невпопад, только для того чтобы увидеть реакцию Ореха на любимую фразу его интернетовского прототипа.
Но Грецкий не отреагировал никак: то ли не расслышал, то ли слишком был озабочен своими предсвадебными хлопотами.
Наши с Гиршуни номера располагались бок о бок, через стенку. Редкостное невезение, учитывая, что заказ делался в последнюю минуту. Я предпочел бы разные этажи. Или даже разные гостиницы. А еще лучше — разные города. Страны. Планеты. И плюс к этому — разнести по времени, подальше, веков этак на десять…
Так. Стоп. Возьми себя в руки. Если уж паранойя, то по крайней мере здоровая, без одышки. Из-за стены не слышалось ни звука. Ну и что? Он вообще тихий. Бесшумный Гиршуни. Наверное, спать лег. Наверна, так.
Я распаковался, принял душ и подошел к окну. Похоже, и впрямь Нью-Йорк, а, парень? С высокого этажа виднелись пики знаменитых зданий, зеленый кусочек Сентрал парк и серый кусочек Гудзона. До встречи с Орехом было еще далеко, самое время прогуляться. Лишь бы Гиршуни не увязался следом… А мы сделаем так, чтобы он не услышал. Я злорадно ухмыльнулся. Докажем ушастому суслику, что не один он умеет по-тихому. Включив погромче телевизор, я оделся, собрался, затем шумно бухнулся на кровать, повертелся, поскрипел и только потом тихонечко поднялся и на цыпочках выбрался из номера. Ковер в коридоре глушил шаги, но на всякий случай я продолжал передвигаться на цыпочках. Возле гиршуниного номера приостановился. За дверью звенело напряженное безмолвие. Небось прислушивается, подлец… Слушай, слушай… а птичка-то — хоп!.. на свободе! Хе-хе…
Толстая черная горничная в голубом переднике и косынке смерила меня подозрительным взглядом. Наверное, заметила мои странные телодвижения. Я подмигнул ей: правильно, тетушка Тома, подозревай! Подозревай всех! Мы с тобой в этом смысле одного поля ягоды…
Хорошо, что ключ здесь — магнитная карточка. Ее можно просто положить в карман. А была бы какая-нибудь железка с приделанной к ней массивной балбохой — поди унеси с собой такое сооружение… пришлось бы оставлять у портье. Вот уж чего мне совсем не хотелось бы: Гиршуни вполне может задурить голову кому угодно. Возьмет внизу мой ключ, откроет номер, начнет копаться в вещах… бр-р…
— Да и пусть копается: что он там найдет? Что?
— А ничего не найдет! Все у меня тут, в голове! А там, в чемодане, ничего, ни одной улики, ни одной!
На улице меня толкнули — раз, другой, третий, так что поневоле пришлось встряхнуться и выкинуть из головы всю эту чушь. Ты ведь на Манхеттене, бро, на его стучащем тысячью каблуков тротуаре, а здесь надо либо стучать в общем ритме, либо отходить в сторонку — вон туда, где разлегся на картонке живописный бомж с дредами. Этот никуда не спешит, никуда не стучит, у него и каблуков-то нету — стоптаны напрочь. Нет уж, нет уж, мы лучше пока постучим — если и не по краям, где поток вихрится и ускоряется, а посередке, на стрежне, в спокойном равномерном течении. Тук-тук-тук, тук-тук-тук…
Кстати, этот бомж… и его дреды… Мое сердце подпрыгнуло к горлу. Это был охранник! Тот самый охранник из нашего здания! Как он смеет за мной шпионить?! Я резко повернулся и, натыкаясь на прохожих, бросился назад. Вот и кафешка, под которой он развалился… подонок… Я оббежал тележку с хот-догами и остановился. На широком гранитном парапете сиротливо лежал лист гофрированного картона с загнутыми обтерханными краями, похожий на кусок засохшего сыра. Бомжа как не бывало. Да и был ли он здесь прежде?
Я присел на парапет и потер виски обеими руками. Мимо текла на восток 34-я улица. Тук-тук-тук, тук-тук-тук… Нельзя так, парень. Расслабься, пожалуйста, расслабься. Сделай над собой усилие. Как же расслабиться, если одновременно нужно делать усилие? Порочный круг, непорочный в своей совершенной замкнутости. А ты помечтай… Нью-Йорк — это ведь город мечты, правда? Вот и помечтай о квадратуре своего порочного круга.
