– И как же вас зовут, мэм? – спросил он громко, чтобы всем было слышно.
– Лонни, – ответила та твердым голосом.
– Правильно! – сказал он.
Подождав, пока утихнет смех, он продолжил чуть громче.
– Скажите, Лонни, мы с вами не встречались раньше, не были знакомы до сегодняшнего вечера?
– Нет.
– Это правда, – сказал он. – Лонни, будьте добры, пройдите сюда.
Из того, что Джейми Форбс видел, невозможно было определить, что мужчина на сцене – гипнотизер и что девушка уже находится в трансе. Просто два человека медленно прохаживаются по сцене, ничего особенного.
Они двигались от края сцены к центру. Она сделала еще три шага, потом, словно заметив, что вдруг осталась одна, повернулась и стала растерянно оглядываться вокруг.
Форбс похолодел. Он знал, что она видит: стены, камень, тюремную камеру. Но вокруг нее ничего не было. Ничего. Воздух. Сцена. Зрители. Никакого даже прозрачного занавеса, никаких зеркал, никаких световых эффектов.
Но лицо ее омрачилось, как, наверное, и его лицо тогда. Что же стало с дверью? Куда подевался Блэксмит?
Он смотрел, как она подошла к невидимой стене, коснулась ее. Надавила на нее, сделала шаг влево, снова надавила.
Может, она представляла другой камень, подумал он, но ясно, что в ее воображении он был таким же твердым, таким же прочным.
– Эй… – сказала она. – Кто-нибудь меня слышит?
В зале захихикали: конечно, мы вас слышим. Мы ведь здесь!
Джейми Форбсу было не до смеха. Приблизительно в эту минуту он тогда испугался сам.
Испугался чего? Почему ему стало страшно?
Потому что попал в ловушку, вот почему. Оказался в каменном мешке. Без дверей, без окон, каменный потолок, каменный пол… как жук в чайной чашке, и выхода нет.
Все не так, подумал он, глядя на сцену.
Тогда Блэксмит велел спускаться по ступеням, шептал что-то. Ступени упирались в дверь. Каждый миг реален, как вчера. Сегодня он видел это иначе – сцена, пустая сцена, и бедная девушка – пленница своего собственного ума.
Зрители улыбались, они были в восторге, а Форбс едва сдерживал себя, чтобы не вскочить со своего места, не броситься по проходу на сцену, чтобы освободить ее, спасти…
От чего освободить, подумал он. Как можно рязгипнотизировать человека, который глубоко верит, что толстые стены, которых ты не видишь, давят на него, сковывают его, без пищи и воды, даже воздух и тот на исходе?
Кто мог освободить его, сказать, что стены – плод его фантазии, убедить его в этом?
Я бы не увидел спасателей, подумал он. Пока они не подошли бы совсем близко.
Совсем близко – и что тогда? Увидел бы, что кто-то прошел ко мне сквозь каменную стену, и ни с того ни с сего поверил бы ему? Он бы сказал, все это лишь плод вашего воображения, а я бы сказал, ну да, конечно, благодарю вас, и стены бы исчезли?
– Эй! – сказала Лонни. – Мистер Блэксмит? Вы ведь не бросите меня здесь? Мистер Блэксмит, вы меня слышите? Мистер Блэксмит!
Форбс посмотрел на гипнотизера. Как он выносит это, ее крики? А ведь через минуту и она будет вопить.
Лонни бросилась на каменную стену, созданную в ее уме, стала бить по ней с такой силой, что вскоре ее кулаки должны были бы покрыться кровью.
Достаточно, Блэксмит, подумал он. Уже хватит.
В зрительном зале зашептались, улыбки исчезли, зрителям становилось не по себе.
Все было идеально рассчитано, гипнотизер подошел к своей жертве, встал в пяти футах от нее, все взоры прикованы к нему.
– Лонни, выход есть, – сказал он. – Скажите нам какой.
Ее лицо исказило страдание.
– Я не знаю, – в отчаянии сказала она.
Лонни, ради Бога, подумал Джейми Форбс, да сделай ты два шага и врежь этому типу!
Только годы спустя он узнал, что Блэксмит был для нее тем, что гипнотизеры называют негативной галлюцинацией, – она не могла его видеть, так как он был заблокирован позитивной галлюцинацией камня, который ее окружал, заточая в тюрьму.
В ту минуту Джейми Форбс подумал: ничто в мире не сможет ее разбудить кроме Блэксмитова щелчка пальцами – ни голод, ни смертельная жажда. Это не так, но он так думал, глядя на сцену.
– Вы испробовали все возможные способы, чтобы выбраться? – спросил Блэксмит.
Она кивнула, понурив голову и упираясь обеими руками в каменную стену, созданную ее верой.
