– Именно, – поощрительно кивнула ему Анна.
И было в ее кивке нечто такое исконно женское, что я поневоле подумала, что сейчас она поощряет не столько его умственную деятельность, сколько самого Хомякова, как престижного оборотня, блестящего офицера и владельца современного автомобиля, двигающегося почти как черепаха с моторчиком, конечно, если ее поставить на ролики. Пожалуй, Оленькин брат не нуждался в сестринском пристраивании: он отлично пристроится сам при желании. Не факт, конечно, что, если он пристроится без Оленькиной помощи, это ее порадует: вон как недовольно смотрит на Анну.
Правда, сам Хомяков на поощрение не обратил ни малейшего внимания. И я его прекрасно понимала: если девушка командует еще до того, как ты пригласил ее в кино, дальше будет только хуже. Зато обратил внимание на меня, спросив, как мне нравится город. Я автоматически ответила, что видела пока очень мало, но то, что видела, мне очень нравится. И, лишь только заметив вытаращенные глаза девушек, поняла, что и спрашивал он, и отвечала я на немецком.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал Николай, – уже можно сказать, что с немецким у Лизы хорошо.
– Особенно если учесть, что с немецким у Лизы как раз были проблемы, – заметила Оленька.
Дипломатично заметила, потому что Строгова сразу бухнула:
– Проблемы, скажешь тоже. Да она двух слов без ошибки связать не могла, а сейчас вон как бойко болтает, словно практиковалась несколько лет.
Я чуть было не ответила, что, естественно, практиковалась, потому что у нас были партнеры из Германии, но тут же сообразила, что у нас с мамой никаких партнеров быть не могло, потому что не было никакого предприятия, иначе не вставал бы вопрос, на что мне придется жить. Поэтому рот я не просто закрыла, а крепко сжала, решив подумать на досуге о всплывающих воспоминаниях, которые никак не могли принадлежать бедной сиротке-гимназистке.
– Такое бывает, – неожиданно тихо сказала Тамара. – Называется психологический зажим. Знания копились, но не использовались, потому что Лиза боялась неодобрения.
– Если бы она так отвечала, разве неодобрение было бы? – удивилась Оленька.
– У нас одобрение получить не так уж и просто, – возразила Анна.
А Николай ради разнообразия, не иначе, завел разговор на французском. Увы, в этот раз подсознание оказалось ко мне куда менее щедро: и слова подбирались с трудом, и вопросы понимались не сразу. Но главное – понимались. На этом подарки памяти закончились: по остальным предметам мои знания усиленно стремились к нулю. Разве что по географии временами удавалось попадать в точку, но в названиях стран и их столиц я совершенно неприлично плавала. Но это хоть не история, где даже нынешний год, 7409-й от Сотворения мира, мне казался неприлично огромным. Чтобы выучить все, что случилось за это время, нужно иметь голову куда больше, чем у меня, иначе все факты просто не влезут. Невольно я сказала это вслух.
– У нас же помещаются, – рассмеялась Оленька. – Значит, и у тебя поместятся.
– Главное – не лениться, – веско вставила свое слово Строгова. – Что там у нас осталось проверить?
– Магия и танцы, – бойко оттарабанила за меня Оленька. – С магией, Лиза, мы тебе не помощники. Но проверить стоит. Вот хотя бы…
Она огляделась, не иначе как в поисках чего-нибудь лишнего и нуждающегося в немедленном уничтожении.
– Я уже проверила, – испугалась я за целостность хомяковской гостиной. – Я тоже ничего не помню. Владимир Викентьевич мне помогает, но я пока только книги читаю.
– Тогда танцы, – легко согласилась Оленька. – Ты помнишь, как танцевать?
– Не знаю, не пробовала, – попыталась я отшутиться.
– Сейчас попробуешь, – пообещала Строгова. – Тамара?
Тамара послушно уселась за стоящий в уголке кабинетный рояль и бойко заиграла что-то явно танцевальное. Николай дожидаться приказа не стал, проявил инициативу и подошел ко мне сам.
Наверное, это был самый большой позор в моей жизни. Худо-бедно вспомнились лишь движения вальса. Оленька недоумевала, как такое могло случиться, ведь я так любила танцевать. Анна предлагала закрыть глаза и отдаться музыке – мол, тело само вспомнит. Но тело если и вспомнило что-то само, то лишь то, как наступать партнерам на ноги, а это я и без него не забывала. Николай говорил, что я совсем невесомая и ничего страшного не случится, если я еще на нем потопчусь. Но вид при этом он имел настолько выразительный, что я решила: танцев на сегодня достаточно, похоже, им придется обучаться заново, тем более что занятия все равно оплачены.
