Правда, сам Хомяков на поощрение не обратил ни малейшего внимания. И я его прекрасно понимаю: если девушка командует еще до того, как ты пригласил ее в кино, дальше будет только хуже. Зато обратил внимание на меня, спросив, как мне нравится город. Я автоматически ответила, что видела пока очень мало, но то, что видела, мне очень нравится. И лишь только заметив вытаращенные глаза девушек, поняла, что и спрашивал он, и отвечала я на немецком.
— Но вот, — удовлетворенно сказал Николай, — уже можно сказать, что с немецким у Лизы хорошо.
— Особенно, если учесть, что с немецким у Лизы как раз были проблемы, — заметила Оленька.
Дипломатично заметила, потому что Строгова сразу бухнула:
— Проблемы, скажешь тоже. Да она двух слов без ошибки связать не могла, а сейчас вон как бойко болтает, словно практиковалась несколько лет.
Я чуть было не ответила, что, естественно, практиковалась, потому что у нас были партнеры из Германии, но тут же сообразила, что у нас с мамой никаких партнеров быть не могло, потому что не было никакого предприятия, иначе не вставал бы вопрос, на что мне придется жить. Поэтому рот я не просто закрыла, а крепко сжала, решив подумать на досуге о всплывающих воспоминаниях, которые никак не могли принадлежать бедной сироте-гимназистке.
— Такое бывает, — неожиданно тихо сказала Тамара. — называется психологический зажим. Знания копились, но не использовались, потому что Лиза боялась неодобрения.
— Если бы она так отвечала, разве неодобрение было бы? — удивилась Оленька.
— У нас одобрение получить не так уж и просто, — возразила Анна.
А Николай ради разнообразия, не иначе, завел разговор на французском. Увы, в этот раз подсознание оказалось ко мне куда менее щедро: и слова подбирались с трудом, и вопросы понимались не сразу. Но главное — понимались. На этом подарки памяти закончились: по остальным предметам мои знания усиленно стремились к нулю. Разве что по географии временами удавалось попадать в точку, но в названиях стран и их столиц я совершенно неприлично плавала. Но это хоть не история, где даже нынешний год, 7409 от сотворения мира, мне казался неприлично огромным. Чтобы выучить все, что случилось за это время, нужно иметь голову куда больше, чем у меня есть, иначе все факты просто не влезут. Невольно я сказала это вслух.
— У нас же помещаются, — рассмеялась Оленька. — Значит, и у тебя поместятся.
— Главное — не лениться, — веско вставила свое слово Строгова. — Что там у нас осталось проверить?
— Магия и танцы, — бойко оттарабанила за меня Оленька. — С магией, Лиза, мы тебе не помощники. Но проверить стоит. Вот хотя бы…
Она огляделась, не иначе как в поисках чего-нибудь лишнего и нуждающегося в немедленном уничтожении.
— Я уже проверила, — испугалась я за целостность хомяковской гостиной. — Я тоже ничего не помню. Владимир Викентьевич мне помогает, но я пока только книги читаю.
— Тогда танцы, — легко согласилась Оленька. — Ты помнишь, как танцевать?
— Не знаю, не пробовала, — попыталась я отшутиться.
— Сейчас попробуешь, — пообещала Строгова. — Тамара?
Наверное, это был самый большой позор в моей жизни. Худо-бедно вспомнились лишь движения вальса. Оленька недоумевала, как такое могло случиться, ведь я так любила танцевать. Анна предлагала закрыть глаза и отдаться музыке — мол, тело само вспомнит. Но тело если и вспомнило что-то само, то лишь то, как наступать партнерам на ноги, а это я и без него не забывала. Николай говорил, что я совсем невесомая и ничего страшного не случится, если я еще на нем потопчусь. Но вид при этом он имел настолько выразительный, что я решила — танцев на сегодня достаточно, похоже, им придется обучаться заново, тем более что занятия все равно оплачены.
— Хуже было бы, забудь ты полностью немецкий, — утешала меня Анна. — А танцы что, можно прекрасно обойтись без них. В конце концов, не в танцах счастье.
По быстрому насмешливому олечкиному взгляду я догадалась, что у Строговой с танцами тоже непростые отношения. Наверное, не столь непростые, как у меня, но все же…
По итогам проверки можно было сказать, что все не так уж и страшно. Во всяком случае, голова работает нормально, а значит, все, что забыла, можно будет просто выучить заново. И непременно танцы с этими ужасно непривычными названиями: па-де-спань, па-де-катр, краковяк, мазурку, польку — чтобы стереть ехидную усмешку с наглого хомяковского лица. В конце концов, может, все дело в нем и с другим партнером у меня бы все получилось? С тем же Юрием, фамилия которого для меня теперь стала загадкой, требующей немедленного решения.
