— Иди к нему, Иешоль меня предупредил, — сказал ей Шерва.
Они вошли в пустую комнату у гимнастического зала, сели на пол. Тоф развернул перед ней бумаги, которые содержали расписание, скрупулезное описание привычек Дуната и план храма. Тоф хорошо проделал свою работу, собрав исчерпывающие сведения, тем самым избавив ее от расследования — той части работы, которая только и могла быть привлекательной для нее в этом страшном деле.
— Вижу, ты изучил все до мельчайших деталей.
Тоф улыбнулся. У него был по-дурацки гордый вид.
— Я стараюсь хорошо служить Тенаару.
— А в чем, по-твоему, будет заключаться моя роль? Ты оставишь что-нибудь мне или хочешь получить все почести после выполнения?
В ее словах прозвучала ирония, хотя она была бы счастлива уступить ему всю работу.
Тоф положил руки на пергамент.
— Верховный Страж говорит, что убить должна ты. А я буду только следовать за тобой и подсказывать тебе.
Вот это удача…
— Не слишком-то у тебя доблестное задание…
Тоф снова улыбнулся. Он постоянно улыбался.
— Если бы ты правильно вела себя с Реклой, то я бы не путался у тебя под ногами.
— А что тебе известно?
— Мне известно все. Ты ничего не видишь, но Дом тебя видит. Мы все знаем о тебе, наблюдаем за тобой, следим за тобой, чтобы понять — наша ты или нет.
— Так я — ваша?
Тоф пожал плечами:
— Посмотрим, когда ты убьешь. Мне это неинтересно. Я думаю только о Тенааре и хочу доказать, что я — великий убийца.
Тоф собрал свои бумаги и встал.
— Отправимся на рассвете, я подойду к твоей комнате. Приходи на молебен сегодня вечером.
Наступила Ночь Затмения. Это была первая всеобщая церемония Дома, в которой участвовала Дубэ. Ей дали черный плащ и кинжал. Рекла объяснила ей, что новые убийцы получают свое оружие во время Ночей Затмения. Дубэ спрятала свое оружие в сапог, но она уже знала, что не воспользуется им. Ее главным оружием был кинжал, который подарил ей Учитель: другим оружием она пользоваться не хотела.
Все собрались в храме незадолго до полуночи. Верхняя часть купола слева была раскрыта, и сквозь отверстие сияла кроваво-красная Рубира. Вскоре храм заполнился людьми. Иешоль с алтаря произносил молитву. В воздухе пахло ладаном. У Дубэ началось жжение в глазах, голова кружилась. Заунывное, тягучее пение победителей подействовало на Дубэ гипнотически. И вскоре она тоже начала повторять молитву вместе со всеми, медленно покачиваясь и поднимая руки к небу.
Потом Иешоль громко закричал, и все стали смотреть на небо через отверстие в куполе. Под вопли молящихся Рубира медленно исчезла. Теперь над ними было одно черное небо.
И тогда началась главная часть церемонии. Убийцы подходили к алтарю, сжимая в руке кинжал. Они делали себе надрез на руке и давали каплям крови стечь в небольшой таз, заполненный густой зеленоватой жидкостью. Затем Иешоль смешивал кровь несколькими торжественными движениями.
Наступил черед Дубэ. Она двинулась к алтарю, держа в руке кинжал, который ей дала Рекла. Подошла к Иешолю, подняла кинжал и поднесла его к руке. Неожиданно ее рука застыла: кинжал не прикоснулся к коже, словно кто-то удерживал ее. Она попыталась еще раз, пока еще звучала монотонная молитва. И снова ничего не вышло. Что-то не давало ей поранить себя, что-то, чего она не могла преодолеть. Чем больше Дубэ старалась приблизить острие кинжала к руке, тем больше ощущала глухую боль в желудке. Ее рука задрожала, и кинжал выпал.
Иешоль улыбался и вопросительно смотрел на Дубэ. Он нагнулся и поднял кинжал, сам проколол кожу на ее руке и дал стечь крови из раны в тазик.
— Проклятие не позволяет тебе ранить или убить себя. Проклятие желает крови, но не твоей, — сказал он ей.
Дубэ горько улыбнулась. Выхода нет, единственная возможность спастись — научиться изготовлять снадобье.
Когда, на следующий день, Тоф постучал в ее дверь, Дубэ уже была готова. Она перебросила через плечо узелок, закуталась в плащ: ее фигура стала чернее ночи. Дубэ не спала, с тоской думая о наступающем дне. В краткие моменты, когда ей удавалось задремать, она вспоминала Учителя. Он ничего ей не говорил. Только смотрел на нее, и этот страдающий взгляд стоил тысячи слов.
