В сумерках Дубэ проснулась. Она лежала на животе, на не слишком удобной кровати, покрытой простыней из грубого льна и шерстяным одеялом, издававшим тошнотворный запах.
У нее страшно болела голова, она чувствовала себя растерянной и хорошо помнила то, что происходило до тех пор, пока не лишилась сознания: совершавшийся обряд и боль.
«И сейчас я опять жива».
Дубэ сделала усилие и повернулась. Она находилась в просторном помещении, выбитом прямо в скале. В нем было только одно отверстие для воздуха, вверху, под потолком, а на стенах — бронзовые факелы. Помещение едва освещалось. Она увидела и другие кровати, но у нее не было ни сил, ни желания посмотреть, были кровати пустыми или нет. Место, где она находилось, напоминало больницу.
— Доброе утро, — произнес неожиданно для нее молодой и свежий женский голос.
Дубэ повернула голову и увидела девушку, сидящую рядом с ее кроватью. Она была немного старше Дубэ и одета как все убийцы: черная рубаха с широкими рукавами и кожаный жилет, брюки тоже черного цвета и довольно узкие, заправленные в высокие замшевые сапоги. Из всей одежды яркими были только два предмета: серебряный пояс и кроваво-красные пуговицы на жилете.
Девушка была бледной, с густыми белокурыми волосами, нос усеян веснушками, руки — длинные и тонкие.
— Кто ты? — спросила Дубэ.
— Страж, который должен рассказать тебе о жизни победителей. Меня зовут Рекла, но для тебя — просто твой страж.
«Значит, учитель. Такая молодая…»
— Где я нахожусь?
— В больнице. Тебя привели сюда после посвящения.
Девушка вытащила из кармана брюк сосуд и поднесла к носу Дубэ.
— Видишь?
Дубэ не только видела, но уже и узнавала. Это было последнее, что она видела перед тем, как погрузиться во тьму: Иешоль дал ей что-то выпить из этого сосуда.
— Это значит, что я — страж ядов.
Страж ядов — еще один высокий пост, даже слишком высокий для девушки, казавшейся моложе двадцати лет.
— Это — лекарство от твоего проклятия. Эта жидкость — тонкая грань, отделяющая тебя от безумия.
Она улыбнулась почти искренне. И Дубэ тут же почувствовала, что ненавидит ее.
— Здесь одна я знаю рецепт, и только я имею право владеть этой жидкостью. Лишь благодаря этому снадобью зверь не сможет тебя убить. Я буду давать тебе по одной ампуле в неделю, не больше, и только у меня ты всегда сможешь попросить следующую. Одна я могу принимать безоговорочное решение: дать тебе снадобье или нет.
Дубэ сжала зубы.
— Ты угрожаешь мне?
Рекла продолжала искренне улыбаться.
— Вовсе нет. Я просто сообщаю тебе об условиях твоего пребывания здесь, об условиях, о которых ты договорилась с Верховным Стражем, перед тем как посвятить свою жизнь Тенаару. Я напоминаю тебе, что ты ученица: тебе не позволено обращаться со мной так фамильярно.
Дубэ слишком устала, чтобы сопротивляться, к тому же ее сознание до сих пор было затуманено обрядом посвящения. Неожиданно всплывали обрывки воспоминаний.
— Так будет всегда? — спросила она. — Каждый раз, когда я буду принимать снадобье, мне будет плохо?
— Тебе плохо, потому что проклятие было разбужено, а не из-за моего снадобья. Не бойся, ты сможешь выполнять свои обязанности победительницы.
Рекла поставила пузырек, а потом взглянула на Дубэ:
— В течение многих дней я буду твоей тенью. Ты ничего не знаешь о культе Тенаара, только то немногое, что рассказал тебе страж посвященных. Есть множество других вещей, которые тебе следует знать: ты должна, следуя методам победителей, тренировать свое тело, ослабленное из-за пороков проигравших. Но всему свое время.
Она снова улыбнулась. Она часто это делала.
— Сегодня — день, который ты можешь посвятить отдыху. Вечером я отведу тебя в твою комнату, и начнется твоя жизнь победительницы.
Она встала, потом склонилась над Дубэ.
— Отдыхай, — сказала она, но интонации ее голоса были странными. Дубэ заглянула ей в глаза и увидела в них проблеск злорадства.
Рекла вернулась вечером. Дубэ весь день спала. Но отдохнуло лишь ее тело, душевного покоя сон не принес.
Сон был поверхностным и тревожным, прерывался сновидениями.
