– Ничего не говори! – рявкнула, тыкая в коврик пальцем. – Молчи, не доводи до греха. Только слушай. Я тебе с Алексом сейчас помогла… по глупости. Но он – твой хозяин. И постоянно становиться на твою защиту я не буду. Не знаю, что там у вас произошло, но… помиритесь как-нибудь!
Демон послушно захлопнул рот, подумал и вдруг задергался как гремлин, на которого брызнули водой. А когда успокоился – передо мной опять стояла пули: очень лохматая черная собака размером по колено. Она посмотрела на меня преданными глазами и молча ткнулась холодным носом в колено. Я скрипнула зубами, но ногу не убрала. Во-первых, собака из Азриэля получилась куда симпатичнее коврика. А во-вторых, блин, у меня рука не поднималась на того, кто так старательно признавался в любви!
– Представляю, каких люлей я огребу от Алекса… – пробормотала с содроганием и поднялась на ноги. – Значит, так, Пуля! Возвращайся ко мне в комнату, ты и так там почти все время находишься. С Диплодоком не ругаться, имущество не портить. Перед хозяином я тебя попытаюсь прикрыть, но ты помни, пожалуйста, что именно он тебя призвал и у него же есть возможность отправить тебя обратно. Ты понял?
Демон взвизгнул и встал на задние лапы.
– Полагаю, это значит «да», – хмыкнула я, осторожно выглядывая на лестницу. Наверху было тихо, а значит, Егор прекратил отчитывать братца. Любопытно, заклинатель пошел в душ или караулит меня где-то поблизости?
Ох, не того Соколова нужно было бояться! Но поняла я это, к сожалению, только когда ступила на кухню.
– Ева! – с горящими глазами бросился навстречу Богдан. – Наконец-то! Ты ведь вчера вечером на кухне убирала. Признавайся: куда дела чашку, большую такую, глиняную? Она еще в центре стола стояла?
Я нахмурилась, перебирая в памяти события вчерашнего вечера. После ночного путешествия на кладбище казалось, что с тех пор прошла целая вечность.
– Это не та чашка Петри, в которой плавало что-то мерзкое зеленое и воняло на всю комнату?
– Ага! – яростно закивал Богдан. – Куда ты ее переставила?
Я сглотнула:
– Прости, пожалуйста… но я, кажется, ее помыла…
– Ты ее еще и помыла?! – взвыл братец. – Да я такого глубокого болотного оттенка две недели добивался!!
Я хлопнула ресничками и перевела взгляд на Георгия, который за спиной у сына улыбался, бесшумно аплодировал и показывал мне большой палец – короче, поддерживал как мог.
– Богданчик, – уточнила осторожно, – а что ты в ней выращивал?
Дизайнер скривился и ответил на полном серьезе:
– Плесень!
На мгновение я замерла, пытаясь придумать причину, по которой Богдан Соколов, человек без медицинского образования и брезгливый настолько, что трижды моет руки после соприкосновения с мухой, выращивал плесень на кухонном столе. Увы, ничего толкового в голову не пришло.
– Это задание! – видимо заметив выражение абсолютного непонимания на моем лице, пояснил брат. – Мы учимся украшать комнату подручными средствами!
Георгий молча спрятал лицо в ладонях.
У меня дернулось веко:
– Плесенью?!
– А ты думала, она мне зачем?!
– Честно?! – воскликнула я, разводя руками. – Я думала, в той чашке что-то сдохло или, наоборот, активно размножается! Решила избавиться от содержимого, пока оно не обрело сознание и не отправилось покорять людей, как розовая слизь из «Охотников за привидениями»!
– Вот именно! – крикнул Богдан. – Розовая! Та была розовая! А моя – зеленая. Неужели разница незаметна?!
– Кто зеленая? – спросил Егор, появившийся в дверях комнаты вместе со все еще хмурым Алексом.
– Плесень Богдана, которой он украсил кухню, – с раздражением ответила я.
– Ага, – глубокомысленно протянул старший брат. – Я понял. Сегодня же вызову дезинфекторов и… поем, пожалуй, у себя в комнате.
– Вы! – в отчаянии схватился за голову Богдан. – Вы ничего не понимаете в искусстве! Неучи!
Егор посмотрел на брата долгим внимательным взглядом, а потом твердо ответил:
– А я вот чем больше на тебя смотрю, тем больше этому радуюсь! Черт, плесень… три дня пытался понять, откуда такой гадостью несет…
Оригинально в тот день прошел завтрак. Можно сказать – незабываемо. Богдан терзался так, словно в результате моей халатности упустил Нобелевскую премию. Егор достал откуда-то тарелку размером с мексиканское сомбреро, собрал на нее Эверест из бутербродов, дополнил пиалой с малиновым вареньем и смылся к себе. Я покосилась ему во след: было странное чувство, что братец собирается накормить завтраком от четырех до шести девушек одновременно. Ну или одного Халка. В пользу первых говорила его торопливость и довольный вид. В пользу второго – те громкие звуки, которые доносились вчера вечером из его комнаты. Ну не могли обычные люди так шуметь!
