Гибель великого города - страница 17

Быстро собралась толпа. Посыпались вопросы:

— Кто эти люди, почтенный старец? Что это за женщина?

— Эй, плутовка! — обратился нищий к Вени. Видно, ты лгала, что хочешь есть. Если ты вправду голодна, что же медлишь? Вон сколько дураков ждет, чтобы ты их проглотила! Или ты не умеешь танцевать?

— Я знаю танец жизни! — ответила Вени.

— Танцуй, красавица, танцуй! — раздались голоса.

Вени выставила вперед левую йогу, а Виллибхиттур тихонько запел.

Но в эту минуту послышался крик:

— Посторонись, кому жизнь дорога!

Вени остановилась. Юродивый сердито закричал:

— Кто там вмешивается в дела высокочтимого Вишваджита? Кто осмелился на подобную дерзость?

— А ты кто, старый дуралей? — закричал на него раб, расчищавший дорогу. — Тебе жить надоело? Ты, видно, не знаешь, с кем имеешь дело. Я раб высокочтимого Манибандха!

— «Раб, раб», — насмешливо передразнил нищий. — Если ты раб, то как смеешь дерзить господину?

В толпе злорадно захохотали. Ответ юродивого доставил всем необычайную радость, — никто другой не отважился бы на такую шутку. Став в величественную позу, старик спокойно смотрел на приближавшегося Манибандха. Вени растерянно взглянула на Виллибхиттура. Но тот был совершенно невозмутим. Казалось, он просто не понимает происходящего вокруг.

Толпа расступилась. Разгневанный Манибандх шел прямо на старика. За купцом, как огромная черная тень, неотступно следовал великан Апап.

Купец был грозен, и люди в страхе шарахались в стороны. Юродивый пристально вглядывался в Манибандха и вдруг опросил:

— Не бывал ли ты раньше в нашем великом городе, купец? Твое лицо кажется мне знакомым.

Манибандх, сбитый с толку вопросом, на мгновение растерялся. Овладев собой, он жестко произнес:

— Похоже, что ты спятил с ума, старик…

— Я спятил? А кто в этом мире не безумен? — с достоинством ответил старик. — Запомни, высокочтимый, ты разговариваешь с таким же почтенным и богатым человеком!

Но тут зазвучал голос Виллибхиттура. Вени начала танец. Манибандх взглянул на нее и не мог отвести взгляда.

Постепенно жесткое выражение на его лице сменилось ласковой, нежной улыбкой. Так дождевые струи смывают пыль с иссушенного жарой фигового дерева, и оно вдруг предстает взору во всей своей зеленой красе. Толпа как завороженная наблюдала за танцем. Все забыли о старике, а тот напряженно всматривался в лицо купца, словно пытаясь вспомнить что-то…

Окончив танец, Вени поклонилась и протянула руку к Манибандху. Тот долго смотрел на нее, потом молча снял с шеи алмазное ожерелье и бросил ей. Толпа разразилась восторженными криками. Юродивый, хохоча, завопил:

— Слава дравидской красавице! Она победила своим искусством Манибандха!

Толпа засмеялась. Улыбнулся и богатый купец.

— Слава дравидской танцовщице! — кричали кругом.

Манибандх повернулся и медленно пошел прочь.

Вени подбежала к Виллибхиттуру и набросила ему на шею ожерелье. Старик насмешливо сказал:

— Весь мир принимает змею за веревку! Ну и умники!..

И он снова захохотал.

Как буйно распустившиеся молодые цветы, прелестны красавицы Мохенджо-Даро. Головы их венчают высокие причудливые прически. Тугие груди рвутся из плена ярких, блестящих одежд. На талиях позвякивают узорчатые металлические пояски. Мелодичным звоном перекликаются при каждом движении продетые в уши кольца и серьги. Чарующи и коварны их большие, словно у газелей, глаза. Облик их надменен, как надменны роскошные дворцы Мохенджо-Даро.

А сколько у них развлечении и игр! Едва первые лучи солнца начинают играть на высоких кровлях, девушки уже на ногах. И только поздней ночью возвращаются они домой. Ежегодно из их числа выбирается царица красоты, вокруг которой кружится рой юных воздыхателей.

…Воздух дрожал от звона золотых браслетов. Порой казалось, что от многоголосого гама колышется вода в бассейне. Пестрые одежды красавиц, расположившихся на беломраморных ступенях городского бассейна, напоминали радугу, отдыхающую на снежных вершинах. Юноши, раздевшись, бросались в воду. Стройные их тела мелькнув в воздухе, с плеском исчезали в глубине, оставляя на поверхности бесчисленные круги, которые медленно расходились, пересекаясь, и дробя друг друга. Маслянистая вода стала оранжевой от шафрана и сандаловой краски, покрывавшей тела девушек, и от нее исходил одуряющий аромат.