В тот миг, когда опьяненные кровью злодеи ворвались в церковь, епископ Саак служил молебен. Его окружали старые монахи, беззащитные женщины и дряхлые старики. Молитвы и мольбы, плач и вопли, смешавшись воедино, сотрясали храм. Арабы окружили их с обнаженными саблями в руках.
Однако ни блеск мечей, ни угрозы палачей не испугали молящихся мучеников. Казалось, они к этому были готовы. Часть народа выбежала из церкви, другая осталась на месте. Озверелые арабы вытащили из церкви епископа и монахов и поставили перед Беширом.
— Где католикос? — спросил тот.
— Уехал в Багаран, — последовал ответ.
— Значит, он и на этот раз ускользнул из моих рук? — крикнул Бешир и заскрежетал зубами: — Ничего, мы и в Багаран пойдем, а пока за него поплатитесь вы.
Сказав это, он приказал воинам раздеть пленных и, предав их тяжелым пыткам и позорным оскорблениям, умертвить. Воины исполнили приказ Бешира. Первым принял смерть епископ Саак, а затем и остальные монахи.
В этот день, 17 апреля 924 года, были замучены и умерщвлены все монахи, которые, противясь отъезду католикоса, остались в Бюракане. В их числе были: монах Мовсес, священники Давид и Мовсес, их брат воин Саркис и отшельник Соломон.
Бешир, разрушив Бюракан, с большой добычей и многочисленными пленными вернулся в Двин.
Представив востикану двух армян-предателей, военачальник попросил Нсыра вознаградить их.
И Нсыр по достоинству оценил услуги презренных.
— Наградой вам будет то, что получают все предатели. Раз вы изменили своей родине и единоверцам, вы измените и нам. — И Нсыр приказал палачам немедленно отрубить им головы.
Прошло несколько дней, как Геворг Марзпетуни и сепух Ваграм вернулись в Гарни. Их миссия, как нам известно, кончилась безрезультатно. Ни царский брат Абас, ни спарапет Ашот, ни Гагик Арцруни не захотели вступить в союз с царем. Агдзинские и могские владетели, следуя их примеру, тоже отказались от союза.
Что было делать дальше?
Князь Марзпетуни размышлял об этом, когда пришла весть, что Бешир взял Бюракан и истребил всех жителей.
Это известие подействовало на князя удручающе.
«Итак, разорение страны уже началось, и мы ничем не можем помочь».
Грустный и задумчивый, ходил он по одной из отдаленных комнат замка. Он думал о своих трудах и неустанных стараниях объединить вокруг престола все силы для освобождения родины от чужеземного ига… Вспомнил перенесенные неудачи, и отчаяние овладело им…
До сих пор это чувство было незнакомо князю. Он всегда верил словам Христа, который говорил: «Просите, и дано будет вам…, стучите, и отворят вам», хотя все время просил и ничего не получил, стучал во все двери, и никто не открывал ему…
«Сам бог, наверно, хочет, чтобы наш народ погиб и память о нем стерлась с лица земли. Вот причина, почему он ожесточил сердца князей, ввел в заблуждение царя и довел до отчаяния царицу… Так умоем руки и предоставим все воле судьбы, забьемся в угол и будем смотреть, как бог наказывает наш несчастный и многострадальный народ…»
Князь был занят этими мыслями, когда вошедший сепух доложил ему:
— Воин из Сюника привез нам грустное известие.
— Было бы удивительно, если бы он привез радостную весть, — ответил князь, грустно улыбаясь. — Что же говорит воин?
— Государь из Какаваберда переехал на Севан.
— На Севан? — удивился князь.
— Да, на Севан, и решил оттуда больше не выезжать.
— А царица?
— Она с государем.
Князь молча ходил по комнате. Лицо его выражало волнение и беспокойство. Неожиданно остановившись посреди комнаты и пристально посмотрев на сепуха, он спросил:
— Ваграм, что ты намерен делать?
Сепух только пожал плечами.
— Что ты намерен делать? Отвечай, — повторил князь.
— Если бы мы имели войско и могли рассчитывать на поддержку князей…
— Войска у нас нет, и князья к нам не присоединятся. Это уже известно. Что ты еще скажешь?
— Что же мне сказать? Мы одиноки. Одна рука не может хлопать в ладоши, один цветок не делает весны.
Князь положил руку на меч и, выпрямившись, посмотрел на сепуха.
— Больше тебе нечего добавить? — спросил он.
— Нет, — ответил сепух.
— А я скажу, что на этот раз одна рука захлопает в ладоши и один цветок принесет весну.
