— Отказаться? Но разве я могу? Разве у меня хватит терпения? С того дня, как ты стал работать в ущельях, я почти не вижу тебя. Ты рано утром уходишь из замка и возвращаешься только вечером. Когда же и где мне видеть тебя? Каждый день я поднимаюсь на башню замка и, стоя там, часами смотрю вниз на ущелье, где ты работаешь вместе с воинами. Я напрягаю зрение, стараюсь увидеть тебя, но еле различаю перо и серебряное украшение на твоем шлеме, которое блестит на солнце. О, как мне хочется в эти минуты стать птицей и полететь к тебе, чтобы только посмотреть на тебя… отереть рукой твой разгоряченный лоб… Но к тебе летит лишь моя душа, а я остаюсь, запертая в башне, как птичка в клетке… Тяжело, Гор… Говори, почему ты замолчал?
— Говори ты, моя прекрасная Шаандухт, говори только ты! Твой голос приятнее журчания ручья, приятнее, чем утренняя соловьиная песня…
— Я больше не в силах была терпеть. Это очень мучительно, потому и решилась на этот смелый шаг… Прости меня, Гор, если я поступила слишком смело. Ты не знаешь, как много я выстрадала…
— Простить? Разве любить — это преступление? Ты послушалась своего сердца.
— Вот уже несколько дней я вижу, что, возвращаясь из ущелья, ты поднимаешься на скалы и через эту площадку проходишь к нашей башне. В это время я уже бываю в опочивальне и смотрю сквозь узкое окно на тебя.
— И видишь, как я, подняв голову, замедляю шаг…
— Но, к сожалению, окна замка так узки, что высунуть голову невозможно; вот почему у меня возникла дерзкая мысль — дождаться тебя здесь.
— А прислуга?
— Меня никто не видел. Я спустилась по потайной лестнице.
— И пришла сюда одна? О, как ты добра!.. Как я тебя люблю!..
Сказав это, Гор хотел привлечь к себе Шаандухт, но она взяла юношу за обе руки и, нежно отведя их, сказала:
— Нет, мой дорогой. Знатные юноши не так защищают любимых девушек…
— Шаандухт!..
— Мы одни, и ты должен меня защитить от себя.
— О, как ты строга и сурова!
— Я пришла сказать тебе одно только слово, в присутствии других я не смею об этом говорить… И сразу должна вернуться.
— Ах, как бы я хотел, чтобы на твоем пути выросли сейчас горы!
— Одно только слово… Я пришла попросить, чтобы ты перед закатом солнца возвращался домой на час раньше и я могла каждый день с балкона посылать тебе привет.
— И всего лишь?
— Да… до тех пор, пока ты не закончишь свои работы и не вернешься в замок.
— О, они никогда не кончатся, пока Шаандухт в крепости Гарни.
— Не понимаю.
— Я трепещу за тебя, за твою безопасность.
— Так же, как и за всех тех, кто находится сейчас в крепости.
— Нет! О других я думаю иначе, чем о тебе… Да что тут говорить…
— Говори!..
— Моя бесценная княжна! Если вражеские полчища, окружив Гарни, не найдут ни одного выступа, чтоб взобраться на скалы, если под их лестницами и деревянными башнями разверзнется земля, если на врага польются огненные потоки смолы, если арабы месяцами будут осаждать нашу крепость и все же не смогут ее взять, — знай… Гарни стал непобедимым благодаря сюнийской княжне. И многие здесь будут обязаны своей жизнью моей невесте…
— Что это значит, Гор? Я тебя не понимаю.
— Пока ты в Гарни, у Гора нет покоя. Эти могучие горы кажутся мне рыхлыми, выстроенные Трдатом мощные стены — хрупкими, наши глубокие ущелья — долинами, доступными каждому. Количество крепостных войск мне представляется ничтожным, храбрость воинов недостаточной, начальник крепости — бездеятельным. Вот почему я не имею покоя ни днем, ни ночью, работаю сам и заставляю трудиться других. Мысль, что Шаандухт находится в Гарни и что надо защитить ее драгоценную жизнь, наполняет меня мужеством. Когда я на рассвете выхожу из крепости, я чувствую в себе какую-то непобедимую силу, неиссякаемую энергию. Я прихожу к месту работ гораздо раньше остальных. Проверяю, исследую все лазейки, которыми может воспользоваться враг, и стараюсь превратить каждую из них в рвы и пропасти. Мне хочется вдвойне укрепить стены Гарни, еще выше поднять бастионы и башни, чтобы сделать их совсем недосягаемыми. Если ты обойдешь нашу крепость и сторожевые посты, то увидишь, как много сделано для их укрепления. И все это для тебя, моя бесценная, моя прекрасная Шаандухт!