— Ах, Седа, что ты говоришь! Перестань, я не могу этого слышать!
— Да, госпожа, люди съедали все, что попадало им под руку. Но это еще не самое страшное… женское ухо не может этого выдержать…
— Что, Седа?
— Ты ужаснешься, я не решаюсь рассказывать.
— Рассказывай, Седа, ты уже приучила меня к ужасам.
— По городским площадям бродили полунагие, едва прикрытые лохмотьями люди. Многие из них умирали тут же на улицах от голода. Более сильные набрасывались на трупы и пожирали их, разрывая зубами. Над каждым трупом собиралась толпа хищников, подобно злым духам ада…
— О, это ужасно!..
— А что ты скажешь о грудных детях, которые слабыми ручонками отталкивали высохшие груди матерей? Те, что постарше, просили хлеба, наполняя воздух жалобными стонами. Многие, обессилев, падали на землю и умирали…
— Ты истерзала мое сердце, Седа! Довольно!
— Я еще не досказала самого страшного. Были и такие матери, что, подобно диким зверям, съедали своих детей…
— Замолчи, Седа! Больше ни слова!
И царица, побледнев от волнения, откинулась на подушки.
8. Воспоминания невесты и ее ликование по поводу приезда жениха
Ночь была на исходе. Давно пропели петухи. Седа ждала, когда царица, устав от ее рассказов, ляжет наконец в постель и прикажет ей уйти. Но тщетны были ее надежды. Конец повести, видимо, сильно взволновал царицу, и потому разговор на время умолк. Когда же Седа, поправив фитили светильников, снова опустилась на скамью, царица спросила:
— Это не тогда ли, Седа, царь уехал в Константинополь?
— Да, царица, как раз во время этих бедствий, — ответила Седа. — Я ведь говорила, что печали не вечны, что темную ночь сменяет светлый день, а бурю и грозу — яркое солнце. Ты говорила о своих скорбях и страданиях, но разве можно сравнить их с теми мучениями, которые перенес царь? Рассказ о прошлых войнах и ужасах голода поразил твое сердце. А каково же было ему, царю и отцу народа? К нему обращались все страждущие, к нему простирали руки тысячи несчастных. Он геройски претерпел все бедствия в надежде на милосердие бога, который и впрямь не оставил его.
Узнав о том, что наши князья покинули царя и что страна стонет от ужасов голода и войны, греческий император и патриарх написали государю сочувственное послание. Написали они и католикосу, увещевая его объединить армянских князей и общими усилиями изгнать врага из страны. Католикос много сделал для этого, но князья не послушались его советов. Его святейшество спустился в Таронскую долину и попытался примирить с царем несколько могущественных князей. Однако и эта попытка потерпела неудачу. Тогда он вынужден был написать императору и патриарху о позорном сопротивлении князей и просить помощи. Греческий император пригласил к себе царя и католикоса. Католикос уклонился от этой поездки, опасаясь, что ему попутно будет сделано предложение о соединении армянской и греческой церквей. Царь же, не имея причин для отказа, выехал с приближенными князьями и свитой в Константинополь. Остальное тебе известно. Ты знаешь, какой роскошный прием оказали ему в Византии, какие праздники давались в честь армянского царя, как его венчали царской короной и мантией и какими ценными дарами одарили царя и князей.
— Да, об этом мне рассказывал князь Геворг, — заметила царица.
После этих событий армянские князья воспрянули духом и воодушевились. Гагик Арцруни, могские и андзевские князья изгнали полчища Юсуфа из своих владений. Наши войска вытеснили арабов из северных областей. Юсуф не мог прийти в себя от неожиданности. Когда же пришла весть, что царь Ашот возвращается в Армению с греческими войсками, ужас охватил его. Не теряя времени, Юсуф собрал остатки своих войск и бежал из Двина в Атрпатакан. Царь вернулся, увенчанный славой. Без труда он овладел снова землями, занятыми арабами. Кое-где ему было оказано сопротивление, но перед объединенными силами греков и армян враг был бессилен. В стране воцарился мир. Народ ожил, поля и сады зазеленели, земля покрылась плодами, а люди стали наслаждаться покоем. Начались празднества.
— Кажется, начало празднествам положил мой деверь Абас?
