Гештальт-терапия - страница 17
Практика обращения к настоящему в контексте Гештальт-терапии очень похожа на вербализованную медитацию. Более того, это медитация, внесенная в межличностную ситуацию в качестве акта самораскрытия. Это позволяет вести наблюдения терапевту (для неопытных это обязательно) и может также добавить значимость к содержанию осознанности.
Не сомневаюсь, что поиск слов и процесс рассказа может интерферироваться с определенными состояниями рассудка; процесс выражения также добавляет осознанность к упражнению, вне его будучи простым средством информации во время вмешательства терапевта. Можно указать на следующие преимущества коммуникативной осознанности:
1) Акт выражения бросает вызов отточенности сознания. Не совсем правильным было бы говорить, что мы знаем что-то, но не можем выразить это словами. Конечно, слова - это просто слова, ими всего не скажешь, но в границах ясности восприятия, сопутствующей способности выражать, художник становится господином сознания, а не опытным моделистом. В искусстве, как и в психотерапии, задача передать что-то способствует истинности видения, зависит от него, а не от праздного желания видеть.
2) Наличие свидетельства обычно ведет к усилению и внимания, и значимости наблюдаемого. Думается, что чем сознательнее наблюдатель, тем больше отточено его внимание; сознание как бы контагиозно, то есть человек не может не смотреть на то, что выставлено для другого.
3) Содержание сознания в межличностных ситуациях естественным образом тяготеет к межличностным отношениям, тогда как медитирующий в одиночестве, сфокусированный на «здесь и теперь», будет систематически терпеть неудачу в поисках подобного содержания в своем поле осознанности. Поскольку это в основном, модель отношения и самовоображения в процессе отношения, подвергающаяся возмущению в психопатологических условиях, данный фактор принимает угрожающие размеры в упражнении «здесь и теперь» в терапии, чем в ситуации Я-ТЫ.
4) Межличностная ситуация делает концентрацию на настоящем более затрудненной, поскольку извлекает проекцию, избегания и самообман вообще. К примеру, то, что для одинокого медитатора может быть серией наблюдений физического состояния, в контексте коммуникации может стать внедренным в чувство тревоги о возможности неинтересности для терапевта, представится, что такие наблюдения являются тривиальными и показывающими бессодержательность. Возбуждение подобных чувств и фантазий достойно внимания:
а) если концентрация на настоящем есть желаемый путь жизни, обычно сопутствуемый превратностями межличностных отношений, проверка контактом влечет за собой идеальную учебную ситуацию. Я бы хотел обратиться к мысли, что практика сиюминутности является истинно верным упражнением, а не просто случаем для видения собственного внутреннего мира. Подобно тому, как бывает в поведенческой терапии, это является процессом бесчувственности, в котором индивид становится свободным от обусловленности избегаемого переживания, он узнает, что бояться нечего.
б) К вышесказанному относится тот факт, что именно осознание трудности в концентрации на настоящем может привести к первому шагу, чтобы их превзойти. Переживание принудительного качества тягостного раздумья или размышления может быть неотделимым от понимания альтернативы им и в истинном понимании различий между высказываниями рассудка и концентрацией на настоящем.
5) Терапевтический контекст позволяет наблюдать процесс самонаблюдения когда терапевт возвращает пациента обратно к настоящему, когда тот отходит от настоящего (то есть от себя самого). Здесь есть два пути. Самый простой (кроме простого напоминания о его задаче) состоит в подведении его шаг за шагом к тому, что он делает бессознательно. Это сопровождается направлением его внимания на аспекты его поведения, которые формируют часть его автоматических моделей реагирования или сталкиваются с его намеренными действиями. Простое служение ему зеркалом может помочь привести его в фокус его отношений с самим собой и с его действиями в целом.
П.: Не знаю, что теперь сказать…
