– Тур вальса, милая богиня,
Готов вам нынче подарить.
А завтра… Завтра будет видно.
Нельзя же, право, так спешить.
И спев на бис ударну песню
И морем смыв следы греха,
Они, довольные друг другом,
Прощались мило на-всег-да.
Уплыл июль, и жаркий август
На небе звезды запалил,
А Коктебель любовны флаги
Трепал с утра что было сил.
И вкус греха перчено-сладкий
Витал над лагерем, и вот
Закончен пересменок. Ладно,
Девчонок новый хоровод
Жилье на море обживает,
И, честно говоря, не знает,
Что ночью их грядущей ждет.
Открыты девичьи сердца,
Не потерять бы лишь лица.
В вечóр сегодня Горик с группой
Готовы танцы вновь играть.
Guitar – наживка, голос, струны,
В порядке молодецка стать.
И по привычке в ре-мажоре,
Затянет группа «Drive my car»
[1].
Ты – Бог, Ты – Леннон… Кто же спорит…
И вьется вдаль моя строка.
Не знал герой наш поражений,
И меч разил всех наповал,
И не терпел он чуждых мнений,
И даже как-то заскучал.
А героиня – бог-девица,
Принцесса голубых кровей,
Приехала в Москву учиться
Из-за взаправдошных морей.
Учиться танцам, ведь в Союзе
По танцам мы ого-го-гей;
Кто сразу стих не понимает,
То впереди планеты всей.
Страна, где выросла девчонка,
Не знала войн, не знала бурь.
Отец-король на личном троне
Подписывал такую дурь,
Что подчиненные в отчаяньи
Не знали, как им дальше жить.
– Ты – лучший! – все ему кричали, —
Нельзя же по течению плыть.
А он, от доброты смиренный,
В глаза с любовью всем смотрел.
И заговор друзей неверных
Под носом как-то проглядел.
А доченька в Москве училась —
И па-де-де, и фуэте…
А в школе танцев все так мило:
Бордо, шампань и канапе.
Принцесса, взрослою девицей,
Семнадцати уже годков,
Такой, что нету просто слов,
Чтоб описать свеченье кожи,
Фарфоровый отметить стан.
Ну, в общем, я не вышел рожей…
Для вдохновения – стакан
Залить в себя, тогда, быть может,
Найду я нужные слова,
Но красоту таку негоже
Нам обсуждать… И так молва
О ней сложила в Коктебелях
Легенды, ах, читатель мой.
Пока группешник песни пели,
Все любовались только той,
Что танцевала, как богиня.
То был не танец, а полет.
И на кого свой взгляд поднимет,
Тому предъявит этот счет.
И каждый оплатить готов был,
Как на смотринах во дворце,
А Горик в такт тихонько топал,
Забыв улыбку на лице.
И спев последнее «е-е»,
Ансамбль замолк, готовясь снова
Запеть, как двое на траве
Укрылись небом, словно кровом.
И выстрел-взгляд, как солнца блики,
Направлен в Горика, а он
Зачем-то кем-то был окликнут:
– Давай сыграем роллингстон!
И «Satisfaction»
[2] от души
Запел по-джаггеровски Горик,
А для принцессы свет туши.
Ах, Горик, горе, горе, горе.
И не заладился роман
В зеленых кущах Коктебеля.
И словно сладкий яд-обман,
Ее чудесный тонкий стан
Не стал для Горика тем зельем.
И он играл, и с кем-то ноги
Привычно в море обмывал.
Не будь, читатель, очень строгим,
Таких историй ты не знал.
А было то в далеко время —
Мы строили социализм,
Любили рок и ногу в стремя.
Ну, потерпи чуточек, плиз.
В столицу в сентябре вернувшись
И к будням в плен, мы, как всегда —
Работа, дождь, метро и лужи,
И прочая е-ерунда.
Принцесса? Да, наверное, Горик
О ней не думал, и всерьез,
Не вспоминал он и о море.
Ответ, я думаю, так прост,
Что долго объяснять не буду,
Как строем девушки прошли,
Которых было так нетрудно
Гитарой, песней соблазнить.
И вот однажды через месяц
Раздался поутру звонок:
– Привет, мы отдыхали вместе
Принцесса – я…
– Мой Бог…
– Я не могу тебе звонить,
В моей стране так неприлично
Смотреть и просто говорить
Для девушки… Так нетактично.
– Принцесса, что вы? Я так рад.
Чем я обязан, и не знаю,
Хотите песню «Летний сад»
Я сочиню… и вам сыграю.
Понятно дело, каждый день
С принцессами он не гусарил
И чувствовал себя, как пень,
А был неглупый в целом парень.
Прощебетав еще о чем-то,
Она сказала наконец:
– У нас урок и там-то, там-то
Я буду ждать вас…
«Все, конец», —
Подумал Горик, что на хвост
Мгновенно сядет КГБ.
Да наплевать, ведь помню море,
Нам по колено, и не бэ
[3].
Ты сам хотел погорячей,
Ты пел, скажи мне, «Light me fi re»
[4]?
Шагай по жизни, guy
[5], смелей.
Держи удачу крепче, парень.
И может, сдохнет КГБ,
Пока с принцессою гуляешь.
Но А и Б сидели на трубе,
И ты на каторгу шагаешь.
Пойдет ли милая тогда
В Сибирь, как жены декабристов?
