Открыв ее, Берни был ослеплен вспышкой видеокамеры и с трудом различил микрофон, который совал в его лицо невидимый репортер.
— Сэр, вы Бернард ла Плант? — начала Гейл своим репортерским тоном. — Какие у вас отношения с Джоном Баббером?
Берни возмущенно закричал оператору:
— Сейчас же выключите это!
Но Чаки продолжал снимать.
— Как вы можете объяснить вот это, мистер ла Плант? — Гейл предъявила ему «Серебряный микрофон».
Берни внезапно почувствовал острую боль в боку. Камера почти касалась его носа, и эта женщина махала перед его носом своей наградой:
— А откуда она у меня, как вы думаете? — сердито спросил Берни и, обращаясь к Чаки, закричал. — Сейчас же выключите свою камеру! Это моя квартира, вы не имели права входить сюда, и вы тоже!
Берни вгляделся в лицо женщины и вдруг узнал, что именно ее он спас тогда в числе других пассажиров рейса 104 и ее сумочку украл. А теперь она стоит здесь в его квартире и держит эту награду, которая была в бумажнике.
— Как вы объясните все это, мистер ла Плант?
Гейл настойчиво требовала у него ответа.
— К чему вы принуждаете Джона Баббера? Что вы пытаетесь…
Не успела она закончить предложение, как дверь квартиры с грохотом открылась, и вбежал перепуганный Уинстон, в состоянии, близком к истерии.
— Он сейчас прыгнет! Баббер сейчас спрыгнет с карниза! Показывают по Тринадцатому каналу.
Гейл едва не задохнулась от ужаса, а Чаки с завистью переспросил:
— По Тринадцатому?
Не сговариваясь, они помчались по лестнице вниз, впереди всех Гейл, за ней Берни, потом Чаки со своим видеооборудованием и последним Уинстон. Дверь в квартиру менеджера была открыта, и телевизор включен. На экране крупным планом застыли «Дрейк-отель» и бледно-зеленый Джон Баббер, стоящий на карнизе над многоэтажной пропастью. Репортаж за кадром вел репортер Тринадцатого канала. Остальные представители прессы толпились на улице у подножия отеля, в то время как полиция пыталась навести какое-то подобие порядка среди всего этого бедлама.
— Полиция заявляет, что не может растянуть брезент внизу, — говорил репортер в тот момент, когда все четверо вбежали в комнату Уинстона, — поскольку опасается, что это может спровоцировать его прыжок. Баббер все время повторяет, что он будет говорить только с Гейл Гейли, местным телевизионным репортером. Но все попытки найти мисс Гейли оказались безуспешными.
— О Боже! — Гейл вдруг вспомнила, что, уходя, выключила зуммер в студии, и ее разыскивают всюду уже не менее получаса. Джон Баббер собирается совершить самоубийство и зовет ее, а ее нигде не могут найти! — Дайте телефон! Побыстрее! — закричала она Уинстону.
Пока Гейл лихорадочно набирала номер, Берни ла Плант с критическим видом смотрел на свой старый телевизор.
— Да он же весь зеленого цвета, этот Баббер!
— Да что ты мне рассказываешь! — возмутился Уинстон. — Ты обманул меня, ла Плант. Это не телевизор, а кусок дерьма!
Берни презрительно покачал головой.
— Да ты не умеешь настраивать его, болван, — Берни покрутил ручки регулировки цветов, чтобы добиться естественных тонов.
— Как вы видите, перед зданием отеля собралась толпа народу, — продолжал репортер Тринадцатого канала. — Многие люди плачут, умоляют Джона Баббера не прыгать.
Оператор направил камеру на толпу: там было не менее тысячи людей!
— Бога ради! — закричала Гейл Дикинсу. — Передайте ему, что я еду.
Она бросила трубку.
— Побежали, Чаки. За нами сейчас пришлют машину полиции. Ла Плант, вы тоже поедете со мной.
— Я? — заорал Берни.
Просто удивительно, сколько угрожающего может таиться во взгляде красивой женщины!
— Если вы не будете в машине через десять секунд, я вызову полицию.
Берни ла Плант в негодовании, пробормотал что-то вроде:
— Полицию? Что за ерунда! Это Америка, или…
Но Гейл Гейли была в ударе, она знала наверняка, как обращаться с таким ничтожеством, как Берни. Нужно найти его уязвимое место, а у Берни ла Планта это, несомненно, деньги. Она открыла сумочку и выгребла оттуда всю наличность:
— Вот! Пожалуйста… Десять, тридцать, пятьдесят долларов наличными. Сколько у тебя, Чаки? Дай мистеру ла Планту, сколько у тебя там есть…