Зашуршала пленка на входе, и я увидела раздутые ноздри и широко открытые глаза офицера Мэрона — копа, который приходил к нам в дом в ту самую ночь, когда я познакомилась с Конором.
— Ну вот и все, — сказал он и протянул мне руку.
— Я туда не поеду!
— Ты поедешь домой, — сказал он. — Давай вылезай. Все в порядке. Твоя мама здесь.
Голова шла кругом, в ушах звенело. Я выползла из шалаша и сразу же увидела маму. Вернее, ее силуэт, потому что она стояла на фоне горящего костра — длинные вьющиеся волосы, футболка с короткими рукавами, юбка длиной до щиколоток. Она подошла и крепко-крепко обняла меня. Я глянула через ее плечо, и моим глазам, привыкшим к темноте, вдруг предстала картина, перевернувшая все с ног на голову. Чуть поодаль под деревом стоял Элби, придерживая кресло-каталку из «Усадьбы». А в кресле сидела Дейрдре, связанная по рукам и ногам, с заклеенным скотчем ртом. Длинные локоны падали на плечи и грудь, и она смотрела на меня холодным пронзительным взглядом. Я застыла как вкопанная. Рядом с Дейрдре стоял Конор с торжествующей ухмылкой на лице, которая показалась мне отвратительной.
— Дейрдре! Наконец-то!
Мэрон обернулся к Конору.
— Мы хотим заключить с вами сделку, Конор. Пенни в обмен на Дейрдре.
Мама предала героиню! Я не верила своим глазам. Ведь именно об этом я мечтала больше всего на свете. Мама считает меня важнее героини! Тем не менее я была в ужасе, видя Дейрдре, связанную по рукам и ногам. Я силилась понять, что происходит, вся кровь, казалось, прихлынула к мозгу, а потом вдруг резко отлила. Я почти теряла сознание. Этого просто не может быть. Я опустилась на колени, не в силах поверить в происходящее.
Дейрдре меж тем извивалась всем телом, пытаясь освободиться от пут. Хотела что-то сказать, но мешал скотч. Длинные светлые локоны падали на металлический поручень кресла-каталки.
Конор вытащил меч и направил на Мэрона.
— Зачем тебе понадобилось привозить ее в таком виде? Это жестоко!
Мэрон вскинул руки.
— Полегче, приятель. Не делай резких движений.
— Ты смеешь угрожать мне, королю Ольстера?
— Конор! — вскричала я. — Ты получил Дейрдре! Так бери ее и уходи! — И я снова упала на колени и вцепилась в мамину руку.
— Я в порядке, Пенни, — сказала мама.
Мы застыли, крепко держась за руки, не говоря ни слова. Нам оставалось только наблюдать за происходящим.
Дейрдре продолжала вертеться и вырываться из пут, гневно мычала что-то. Конор сорвал скотч, и Дейрдре тут же выкрикнула с ненавистью:
— Я никогда тебя не любила! И не полюблю!
— Полюбишь ровно настолько, насколько я позволю, — сказал он. — А ну, развяжите ей ноги.
Мэрон повиновался. Подошел, наклонился и стал развязывать веревки на ногах. Дейрдре выпрямилась, прижала локти к бокам и сидела в кресле, прямая как палка. Мне даже показалось, что она вот-вот ударит Мэрона ногой, но девушка сдержалась. Я не сводила с нее глаз. Вот она встала, руки ее по-прежнему были связаны за спиной, вскинула подбородок и нараспев произнесла:
— Если бы все воины Ольстера собрались здесь сейчас, Конхобар, я бы с радостью променяла их всех на Найси, сына Уислиу.
Конор ничего не сказал в ответ, просто стоял, опираясь на меч. Затем взял лошадь под уздцы и подвел ее ближе. Я просто его не узнавала: присутствие Дейрдре превратило Конора в мужчину с поистине королевскими замашками. Таким он был, когда мы впервые встретились в лесу.
Элби покачал головой.
— Черт возьми!
Я взглянула на деревья, потом на небо. Оно заметно посветлело, просвечивало сквозь ветви прозрачно-синими пятнами, а на горизонте показалась розоватая полоска. Птица-кардинал завела свою песню, тут же в ответ закаркала ворона. Еще один кардинал, очевидно самочка, откликнулась на призыв самца, а потом к пересвисту присоединился пересмешник, начал подражать любовной перекличке. Как могут они распевать песни, когда в лесу творится такое? Я покосилась на маму. Лицо ее словно окаменело, рот приоткрылся — она стала свидетельницей возвращения героини в роман. Это была наша жизнь, а вовсе не политическая трагедия, разыгрывающаяся по телевизору, и переключиться на другой канал я не могла. Мама не комментировала происходящее. В какой-то миг мне даже захотелось закрыть ей глаза, чтобы она не видела последствий своего хладнокровного предательства. А потом мне вдруг пришла в голову мысль: она предала героиню, и это убьет ее. К горлу подкатила тошнота. Я нагнулась, и меня вырвало прямо в грязь.
