Герои особого назначения - страница 28

Шрифт
Интервал

стр.

Старший лейтенант, командовавший боем, опытным ухом пограничника не улавливал боевых действий на противоположной стороне деревни. 1103-й полк не начал атаку, которую заранее обговорили.

Трудно объяснить, почему так получилось и кто в этом был виноват. Но это до смертельной опасности осложнило обстановку для всех омсбоновцев. На помощь засевшему в Хлудневе немецкому гарнизону из Маклаков шла мотоколонна, оцепившая деревню, где шел неравный бой.

Старший лейтенант подал сигнал к отходу. И в этот момент его ранило вторично. Но он продолжал командовать до момента, когда потерял сознание. Командование отрядом принял комиссар М. Т. Егорцев.

– Вынести из боя Лазнюка. – Таков был его первый приказ.

Выполнить его пришлось раненому сержанту Алексею Круглякову. Из последних сил он бросился вытаскивать из снега раненого командира. Ему пришел на помощь солдат Евгений Ануфриев. По небольшой лощине, не перекрытой еще огнем, они выбрались к своим.

Так была спасена жизнь отважного командира и прекрасного человека.

Егорцев приказал: «Все к сараю», «Занять круговую оборону!» Здесь оказалось 22 человека, оставшихся в живых.

Вот как описаны дальнейшие события {111}:

«Сражаться будем до последнего патрона, до последней гранаты, – послышался тот же голос комиссара.

Бой усиливался, кольцо сжималось. Вскоре в неравной схватке был ранен Егорцев, пал смертельно сраженный командир взвода младший лейтенант Слауцкий. «Рус, сдавайся!» – кричали немцы. Свинцовым шквалом из автоматов ответили лыжники на это предложение. Бой затянулся до утра. Рассветало. Кругом на снегу виднелись красные пятна. Подступы к сараю были усеяны вражескими трупами. В этом бою лыжники уничтожили более ста фашистских солдат и офицеров. Утром по сараю начали бить из миномета. Смертью храбрых погиб комиссар. Командование оставшейся горсточкой принял на себя раненый заместитель комиссара Паперник. Лыжников оставалось все меньше и меньше, всего несколько человек. Гитлеровцы хотели взять их в плен. Они прекратили минометный огонь и, сжимая кольцо, предлагали: «Рус, сдавайся!» «Советские патриоты в плен не сдаются!» – крикнул кто-то из оставшихся, и в цепь немцев полетели гранаты, последовало несколько очередей из автоматов. Враг рассвирепел и в звериной ярости бросился к сараю» {112}.

За атакой следовала атака. И всякий раз гитлеровцев встречал беспощадный огонь. Тогда они усилили обстрел из минометов. Земля вздыбливалась возле сарая. Рухнула пылающая крыша. И уже казалось просто невероятным, как в таком кромешном аду можно уцелеть.

В бессильной злобе неистовствовал враг, ураганным огнем пытавшийся подавить сопротивление совсем уж малой горстки бойцов. Вот упал Валерий Москаленко. Навсегда затих Георгий Серяков. Перестал стрелять Иван Копылов. Паперник оглянулся и понял: в живых он остался один. Раненый, истекая кровью, он еще яростнее разил наседавших солдат в зеленых шинелях.

– Рус, сдавайся! – горланили фашисты, надеясь хоть одного да взять живым. Паперник ответил огнем. Но вдруг его автомат замолк: кончились патроны. В отчаянии Лазарь выбросил автоматный диск и схватил гранату. Последнюю…

Враги совсем близко. Рядом. Превозмогая дикую боль, Паперник выбрался из развалин и гордо выпрямился во весь рост.

– Большевики в плен не сдаются! – крикнул он и, шагнув навстречу оккупантам, сорвал с противотанковой гранаты чеку {113}. Вместе с героем погибли десятки фашистов.

«Три дня – и – нет отряда», – записал в своем дневнике С. Гудзенко {114}.

В три дня сплошных кровавых боев физически было уничтожено большинство его бойцов. Но он не умер, не умер потому, что его подвиги живут в сердцах людей, в делах тех немногих, кто остался жить и, не забывая январские дни 1942 г., продолжает жить и поныне за тех парней, которых нет.

Среди раненных в боях был и Семен Гудзенко. «Но было мне не суждено погибнуть в переделке этой», – скажет он после о себе.

Лаконично, по-солдатски рассудительно и с большой горечью он записал в своем дневнике: «Ранен в живот. На минуту теряю сознание. Упал. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо. Ходить не могу. Бабарыка перевязал. Рана – аж видно нутро»


стр.

Похожие книги