Ей хотелось еще поэзии. Еще поцелуев и объятий. Наклонившись, она сбросила сапожки и носки. Пальцы Тео пробежали по ее позвоночнику, будто наигрывая мелодию на флейте.
– Похоже на нить жемчуга, – прошептал он.
Кожа Энни покрылась мурашками. Мужчины не говорят ничего подобного, занимаясь любовью. Они вообще большей частью молчат. А если и открывают рот, то ляпают что-нибудь грубое, приземленное, напрочь отбивающее всякое желание.
Неподвижно глядя Тео в глаза, она потянула вниз язычок молнии у себя на джинсах. Тео опустился на колени. На губах его мелькнула тень улыбки. Склонив голову, он поцеловал полоску кожи у нее на животе, чуть выше кромки трусиков. Энни погрузила пальцы в густую гриву его волос, обхватила голову, сжала в горстях черные пряди, не дергая, а лишь наслаждаясь ощущением.
Губы Тео медленно нашли выступающие кости ее бедер, легко коснулись пупка. Щетина на его щеках слегка царапала ее кожу. Сквозь тонкий нейлон трусиков его пальцы скользнули в ложбинку между ее ягодицами. Нетерпеливо сдернув вниз, к лодыжкам, ее джинсы вместе с трусиками, он жадно приник ртом к обнаженным бедрам, и Энни, едва не упав, ухватилась за его плечи.
Потом, сгорая от желания, он попытался раздвинуть ее колени, но мешали джинсы, сковывавшие щиколотки. Быстро устранив это препятствие, Тео развел ее ноги, чтобы зарыться лицом в мягкую плоть. Энни пришлось вцепиться в него еще крепче.
Она запрокинула голову, хватая ртом воздух. Ноги вдруг стали ватными. Казалось, колени вот-вот подогнутся. Так и случилось.
Энни упала на куртки, неловко разбросав руки и ноги. Тео выпрямился, разглядывая ее наготу.
– Буйно цветущий розовый сад. Немного одичалый.
Его поэтичная скабрезность сразила Энни наповал. Ей хотелось придумать достойный ответ. Одержать верх. Но и в поражении таилась своя прелесть…
Тео сорвал с себя остатки одежды, но продолжал стоять, возвышаясь над ней. Огромный, нагой. Похоже, он бросал ей вызов?
О да…
Наконец он опустился на колени. Положил ее ноги себе на плечи. Приник губами к лону.
Веки ее сомкнулись. Голова запрокинулась.
О, он не спешил, смакуя каждое мгновение, останавливаясь, чтобы начать все сначала. Чередуя касания пальцев, губ, языка, жаркое дыхание, прохладное дуновение. Уступая могущественной, неукротимой силе, Энни возносилась все выше и выше, паря над бездной, пока тело не запылало, как факел, растворяясь в стихии огня.
Но Тео не позволил ей сомкнуть ноги.
– Ты опережаешь события. Чш-ш… не спеши. Не сопротивляйся.
Он завладел ее телом.
Сколько это длилось? Кто знает… Подчас мгновение и вечность неразличимы. Жадное нетерпение, огненный вихрь блаженства, короткое забвение… Он сорвал с нее все покровы, оставив нагой, беззащитной, словно улитку, лишенную панциря. А она позволила ему это.
Наконец, задыхающаяся, обессиленная, она запросила пощады. Тео накрыл ее тело своим. Победитель, гордый завоеватель, спешащий вступить во владение тем, что принадлежит ему по праву, он, однако, ни на минуту не терял контроля над собой.
Но Энни не собиралась уступать ему первенство, ведь они даже не были любовниками. Она ловко вывернулась, прежде чем Тео успел пригвоздить ее к полу. Теперь уже он оказался распластан на подстилке из курток. Перекатившись на бок, Тео потянулся к ней, чтобы снова подмять под себя, но вместе с наслаждением, которое он ей дал, Энни обрела и силы, чем Тео похвастать не мог. Упершись ладонями ему в грудь, она резко опрокинула его на спину, чтобы творить собственное колдовство.
Ее ласкающие пальцы скользнули по крепким мышцам его груди к плоскому, твердому животу, потом опустились ниже. Энни склонилась над Тео, щекоча волосами его кожу. Запустив пальцы в ее пышные кудри, он сжал их в горстях. Бережно, почти благоговейно…
Теперь уже Энни дарила Тео наслаждение, то играя, то прерывая игру, чтобы мгновение спустя начать ее снова. Они поменялись ролями. Ее белая кожа казалась еще светлее, оттененная его смуглостью. Сверкающие пылинки, яркие солнечные лучи, запахи телесных соков, ароматы кожи – все перемешалось, слилось воедино. Уже не владея собой, Тео сжал ее затылок, но Энни не уступила: время еще не настало. Самая искушенная куртизанка на земле, она вольна была дарить блаженство и отнимать его, когда ей вздумается.
