Осуществление губительного замысла началось с королевы Наваррской.
Однажды, проносив в течение часа надушенные перчатки, подаренные ей Екатериной Медичи, Жанна д'Альбре ощутила недомогание. Вскоре недомогание это стало настолько серьезным, что Жанне д’Альбре стало понятно, что она умирает. Она продиктовала завещание и послала за сыном.
Посоветовав ему остававаться твердым в вере, она скончалась.
Генрих полагал, что он и сам умрет от горя; он обожал свою мать и после ее смерти несколько дней провел взаперти, отказываясь принимать кого бы то ни было.
Тем не менее однажды ему доложили о приходе короля. На этот раз он был вынужден отворить дверь. Карл IX лично явился к своему кузену, чтобы вывести его из этого уединения и взять с собой на охоту.
Это был приказ, и Генрих повиновался.
Восемнадцатого августа все было готово к венчанию, и венчание состоялось.
Следующие четыре дня прошли в турнирах, пирах и балетах, которыми король и королева-мать были поглощены настолько, что казалось, будто они потеряли сон.
Двадцать второго числа того же месяца, когда адмирал шел из Лувра в свой дворец на улице Бетизи, в него выстрелили из аркебузы, заряженной двумя пулями; одна 16
из этих двух пуль раздробила ему палец, а другая серьезно повредила ему левую руку.
Король, казалось, был в ярости, а королева-мать пребывала в отчаянии.
Дело обстояло куда серьезнее, чем в стычке при Ла-Рош-л'Абейле. И потому Генрих, видя, в каком направлении разворачиваются события, испытал сильный страх. Он заперся в своих покоях, куда его пришли навестить два его друга, Сегюр и Ла Рошфуко, и Бове, его новый наставник.
Все трое попытались успокоить его, но на этот раз Генрих без всякого стеснения дрожал всем телом. Он не только не желал быть успокоенным ими, но еще и делал все что мог, чтобы напугать их самих.
— Оставайтесь возле меня, — говорил он им. — Не будем расставаться, и если мы умрем, то умрем вместе.
Однако они, никоим образом, не желая ему верить, настаивали на том, что им следует уйти.
— Что ж, поступайте, как вам угодно, — сказал им Генрих. — Юпитер лишает зрения тех, кого он хочет погубить!
И он попрощался с ними, обняв их; но, обнимая их, он внезапно лишился чувств и упал на пол.
Оба молодых человека и наставник бросились поднимать его. Он был без сознания.
Они положили его на кровать, и он оставался на ней целый час, не подавая признаков жизни. Спустя час он пришел в себя и открыл глаза, но почти сразу же закрыл их снова.
Молодые люди сочли, что лучшим лекарством в случае подобного приступа будет сон. И они увели с собой Бове, оставив принца в одиночестве.
Следующий день был 24 августа.
В два часа ночи Генрих был разбужен лучниками, приказавшими ему одеться и отправиться к королю.
Он хотел взять с собой свою шпагу, но ему запретили сделать это.
В комнате, куда его привели, он застал принца де Конде, подобно ему лишенного оружия и взятого под стражу.
Через мгновение туда же ворвался разъяренный Карл IX с аркебузой в руках, опьяневший от запаха пороха и крови.
— Смерть или месса? — спросил он, обращаясь к Генриху и принцу де Конде.
— Месса! — ответил Генрих.
— Смерть! — ответил принц де Конде.
Карл IX был готов в упор разрядить свою аркебузу в грудь молодому принцу, осмелившемуся открыто противостоять ему; однако он не решился убить своего родственника.
— Я даю вам четверть часа на размышления, — произнес он. — Через четверть часа я вернусь.
И он вышел.
В течение этой четверти часа Генрих доказывал своему кузену, что обещание, вырванное силой, не имеет никакого значения и куда более разумной политикой для них, будущих вождей протестантской партии, притвориться и остаться в живых, чем сопротивляться и умереть.
Генрих был чрезвычайно красноречив всегда, а особенно в подобных случаях: он убедил Конде.
Карл IX вернулся по истечении указанного срока.
— Ну что? — спросил он.
— Месса, государь! — ответили оба молодых человека.
Поскольку Варфоломеевская ночь относится к политической истории нашего героя, мы не будем заниматься ею.
Мы займемся королевой Маргаритой, или королевой Марго, как называл ее Карл IX.
