Тем не менее, Гитлер чувствовал, что Гиммлера стоит выдвигать как дипломата; до этого его посылали в Италию в 1936 и 1937 годах с визитами доброй воли, и каждый раз он брал с собой Гейдриха. Были установлены дружеские отношения с Боччини, министром полиции правительства Муссолини, и с самим Муссолини, который лично встретился с Гейдрихом, когда Гиммлер заболел во время второго визита.
С 1938 года Гиммлер использовал против Министерства иностранных дел и верховного командования ту же стратегию, с помощью которой подорвал власть Геринга над полицией. Он поддерживал дружеские отношения с Риббентропом, одновременно вторгаясь в обязанности Министерства иностранных дел, или передавал копии документов за рубеж через шпионов СД. После разговоров с Гитлером, в которых упоминалось о том, что западные силы могут использовать Северную Африку для контрнаступления на Европу, самый умный агент разведки из штата Гейдриха — Шелленберг — осенью 1938 года был послан в Западную Африку с рискованной миссией шпионить за портами. В январе следующего года Гиммлер сделал доклад перед своим штабом о собственных беседах с японским послом относительно договора, который укрепил бы Тройственный пакт, и предпринимаемых Японией попыток подослать агентов в Россию для убийства Сталина. В мае 1939 Чиано сообщал о том, что Гиммлер советовал Италии установить в Хорватии протекторат — политику, противоположную политике Риббентропа, желавшего оставить Югославию нетронутой. В следующем месяце Гитлер поручил Гиммлеру сложную задачу вести переговоры с итальянским послом Бернардо Аттолико о переселении тирольских немцев в Германию. Это было первое из массовых передвижений населения на расовой почве, которое было так созвучно этническим чувствам Гиммлера.
Амбиции Гиммлера, касающиеся Чехословакии, привели к тому, что в 1938 году они с Гейдрихом создали диверсионно-десантный отряд СД, который должен был следовать за германской армией, чтобы «обеспечить безопасность политической жизни и национальной экономики». Гиммлер также надеялся получить контроль над корпусом ополчения, который, как справедливо полагал Браухич, имел отношение к армии. За 4 дня до Мюнхенского договора, когда вторжение в Чехословакию казалось уже решенным делом, Гиммлер сообщил Генлейну, предводителю корпуса ополчения, что он поступает под его личное командование, а также подтянул к границе шесть батальонов охраны из отрядов «Мертвая голова» без санкции верховного командования, которое отменило его приказы Генлейну и дало инструкции о том, что солдат СС должны контролировать военные. Приказ заканчивался так: «Все дальнейшие меры должны согласовываться между верховным главнокомандующим армии и рейхсфюрером СС».
Мюнхенский договор, заключенный 30 сентября 1938 года, разрешил эту ситуацию, казавшуюся безвыходной. Гитлер, как обычно, не очень огорчился, узнав, что Гиммлер пытается расстроить планы армии; это отвечало его инстинкту самосохранения. Фактически, не далее, как 17 августа, он издал декрет о том, что особые вооруженные силы Гиммлера, будущие Ваффен СС, являются исключительно войсками партии под командованием Гиммлера и не подлежат контролю со стороны армии или полиции. 26 августа Гиммлер был среди лиц, сопровождавших Гитлера при осмотре западных укреплений. Возможно, эти знаки внимания и привели к тому, что Гиммлер превысил свои полномочия. Ожидалось, что если кампания против Чехословакии перерастет во вторжение, его роль будет заключаться в провоцировании инцидентов на границе и установлении полицейского контроля над территорией сразу после ввода в страну армии. Его планам, однако, не суждено было осуществиться. По свидетельству Чиано, тонкий наблюдатель, Гиммлер был «в отчаянии оттого, что было достигнуто соглашение, и война, казалось, предотвращена». Но Гитлер решил четко разделить командование СС и армии. К сентябрю 1939 года Гиммлер получил 18 000 человек, имеющих военную подготовку (в 1940 году эти силы были названы Ваффен СС) в дополнение к отрядам «Мертвая голова» и различным ответвлениям СС и гестапо.
