В начале века профессору Гебхарду Гиммлеру было уже 35 лет, он имел хорошее место и был уважаемым учителем в Мюнхене. Он был старательным, педантичным человеком и очень заботился о своем социальном престиже, приобретенном благодаря покровительству баварской королевской семьи Виттельсбах. Ибо по окончании Мюнхенского университета он был назначен наставником к принцу Генриху Баварскому. Лишь по истечении срока службы он стал учителем в Мюнхене.
В своем ограниченном и очень буржуазном мире он всегда ясно чувствовал эту связь с королевским домом. Обстановка в его доме, тяжелая мебель, портреты предков, коллекция старинных монет и немецкого антиквариата — все отражало его серьезное и благообразное мышление и его потребность выделиться из среднего класса общества. Его отец был наемным солдатом, весьма ограниченным в средствах, но его жена, уроженка Регенсбурга, отец которой занимался торговлей, принесла ему скромную сумму денег. 7 октября 1900 года в уютной квартирке на втором этаже в доме по Гильдегардштрассе в Мюнхене Анна Гиммлер родила второго сына. Первого сына, родившегося 2 года назад, назвали Гебхардом в честь отца, но второму сыну выпала особая привилегия быть названным в честь никак не меньше, чем самого принца Генриха, который милостиво согласился выступить в роли крестного отца для сына своего бывшего учителя[2].
Сохранился черновик письма, датированный 13 октября 1900 года, написанный безукоризненно ровным почерком профессора; в нем он выражает надежду, что принц почтит семью своим присутствием и выпьет месте с ними бокал шампанского. «Наш юный отпрыск, — писал профессор, — на второй день своего пребывания на этой земле весил семь фунтов и двести граммов»[3].
Воспитание братьев Гиммлеров (третий сын, Эрнест, родился в декабре 1905 года) было обычным для того времени. В семье директора школы царил привычный для Германии патриархальный уклад, ставший еще более очевидным, когда мальчики пошли в школу отца в Ландсхуте, маленьком городке, куда семья переехала в 1913 году из-за назначения отца.
Ландсхут — прелестное местечко в пятидесяти милях к северо-востоку от Мюнхена, через которое протекает речка Изар. Городок имел свой замок, а также свою историю, достаточную для того, чтобы вдохновить интерес Генриха к национальным традициям, портретам предков и другим реликвиям, которые собирал его отец, чтобы показать связь семьи с прошлым Германии. Профессор Гиммлер, со своей стороны, делал все возможное для поощрения серьезных интересов сына и его самодисциплины; в лице Генриха он приобрел старательного и прилежного ученика, который всегда оставался по-своему предан родителям. Он поддерживал отношения с ними на протяжении всей их жизни.
Первая из сохранившихся личных заметок Генриха — это фрагмент дневника, который он вел в 1910 году в Мюнхене[4]. 22 июля он сделал следующую типичную для него запись: «Принял ванну. Тринадцатая годовщина свадьбы моих дорогих родителей». В этом дневнике он просто подытоживает незначительные события своей жизни от купаний до прогулок, но всегда выказывает свое уважение и почтение ко взрослым. Создается впечатление, что прилежание и некоторая чопорность присущи ему от природы.
Сохранившиеся заметки из раннего дневника Гиммлера становятся длиннее и содержательнее в последующие годы его юности и раскрывают его характер и образ мышления. Основной период, который они представляют, включает первый год войны, когда он был школьником 14 лет в Ландсхуте, и юность в Мюнхене с 19 до 22 лет, а затем в возрасте 24 лет. Таким образом, дневник охватывает 10 важных лет его жизни, во время которых происходило становление его характера, но сами записи отрывочны и сохранились в записных книжках, которые подробно охватывают лишь некоторые периоды в несколько месяцев. Тем не менее они представляют большой интерес, поскольку открывают очень многое в характере их автора.
Хотя поначалу кажется, что война очень мало повлияла на жизнь в Ландсхуте — дневники Гиммлера полны записей о мирных прогулках и посещениях церкви, о работе над коллекцией марок и выполнении домашних заданий, — очевидно, что военные новости настолько волновали его, что он переписывал в дневник сообщения из газет о различных событиях. Иногда в его речь прорывались словечки из школьного жаргона. 23 сентября он делает запись о том, что принц Генрих написал его отцу и что принц был ранен. Но первые победы Германии наполняют его восторгом перед войной, и 28 сентября он говорит о том, как он и его школьный друг «были бы так счастливы, если б могли пойти и расправиться» с англичанами и французами. Но в основном он ведет жизнь обычного школьника: ходит к обедне, вместе с братьями навещает друзей («пили чай у госпожи президентши, которая была очень любезна»), играет в игры и занимается игрой на фортепиано, к чему у него, по-видимому, было мало способностей. Он с презрением отзывается о ворчливых и робких жителях Ландсхута, которые не любят войну — «все эти глупые старухи и мелкие буржуа в Ландсхуте… распространяют идиотские слухи и боятся казаков, которые, по их мнению, разорвут их на части». 29 сентября он пишет о том, что его родители пошли на железнодорожную станцию помочь раздавать еду раненым солдатам. «Вся станция была заполнена любопытными жителями Ландсхута, которые очень возмущались и даже полезли в драку, когда хлеб и воду дали тяжело раненным французам, которым, в конце концов, еще хуже, чем нашим парням, поскольку они пленные. Мы пошли погулять по городу, и нам было страшно скучно». 2 октября он воодушевлен тем, что число русских военнопленных увеличивается. «Они множатся, как вши, — пишет он. — Что касается ландсхутцев, то они так же глупы и трусливы, как всегда». «Как только речь заходит об отступлении наших войск, они делают в штаны», — пишет Гиммлер, стараясь быть вульгарным, и продолжает записи в следующее воскресенье после посещения церкви: «Я теперь занимаюсь с гантелями каждый день, чтобы
