Алекс была тогда просто жилистой девкой с узкой грудью и широкими бедрами, одним словом, бесформенной и неуклюжей, но задиристой, как бойцовый петух. Она стригла свои черные волосы «под горшок». Густые темные брови подчеркивали ее жгучие карие глаза, а пара изогнутых шрамов не портила правильные черты лица... И воевать, и любить она умела одинаково преданно и непринужденно, причем даже сама не знала, какое из этих двух занятий ей нравится больше...
Со стороны переулка Кахуэнга, подобно проклятию, надвигалось жженое зловоние. Над остальной частью города висел смог, похожий на упрямое привидение, преданное анафеме, но все же не исчезнувшее. Отряд с легкостью, отработанной долгими тренировками, двигался вперед по направлению к дыре, служившей входом в «клоповник». Примерно в десяти метрах от входа Алекс включила рацию и приказала остановиться:
— Главные силы, сдвоить ряды. Будем атаковать.
Однако прежде чем они успели перестроиться, из ближайшего туннеля, как раз под искореженной вывеской «Банк Америки», появились пять огромных чужих в сверкающих на солнце панцирях, с цепкими скелетными хвостами, способными хватать все позади себя.
— Боже! Пушки к бою! — закричала она, расстегивая кобуру своего бластера. — Родригес, разворачивай башню и стреляй. Закрой люки!
Солдаты мгновенно бросились врассыпную и залегли кто где, словно это вхо-дило в план операции. Козловски подняла ствол бластера, а Родригес повернул башню и навел сдвоенное орудие на противника. Через долю секунды оба ствола метнули в сторону врага бешеный смерч огня.
Козловски поймала в перекрестье прицела ближайшего к ней чужого — скрюченное существо с обожженной или сломанной передней конечностью — и выпустила заряд.
Поток огненной энергии оторвал ему ноги чуть повыше коленной чашечки. Но существо вело себя так, словно потеря конечностей было для него обычным делом. Пуская слюни, словно в предвкушении вонзить свои челюсти в горло Козловски. Ксено — чужой, как их называли солдаты, ринулся на нее.
Остальные выстрелили из своего оружия, но только подняли столбы щебня и пыли перед нападавшими.
Вскоре общий огонь разорвал всех ксено на части. Конечности и головы разлетелись в разные стороны, а смертельно ядовитая кислотная кровь залила мостовую. Часть внутренностей перелетела через улицу. Одна из бананообразных голов покатилась в сторону людей, вращаясь и высоко подпрыгивая, как старинное ядро с подожженным фитилем.
Козловски прицелилась и выстрелила. Обуглившийся череп с треском разлетелся на мелкие осколки.
На всякий случай она дала своим ребятам лишнюю секунду, чтобы они еще немного «поиграли», а затем приказала прекратить огонь.
Дым медленно рассеивался, открывая взору разметанные огнем останки, от которых шел пар.
— Что, черт возьми, это значит? — спросил Майклз, тяжело дыша. Пот струился по его вискам.
В конечном счете, как и обычно, их спасла только отточенная тренировками реакция. Никогда раньше чужие не предпринимали наступательных операций такого рода в разгар дня.
Козловски пожала плечами.
— Не понимаю. Эти жуки... они начали вести себя очень странно.
— Вот сукины дети, — тихо пробормотал капрал Гарсиа, приподняв свой шлем, чтобы сплюнуть на мостовую.
— Да, — согласился Майклз. — Может, лучше послать туда робота?
— Вот как? Ты что, думаешь, армия станет бросать в бой дорогих роботов вместо дешевых солдат? — неодобрительно фыркнула Коловски, приподняла щиток шлема и плюнула на одно из дымящихся тел. — Пошли. У этих ксено там есть кое-что, с чем они не желают расставаться. А я это очень хочу заполучить!
Майклз покорно кивнул, но Алекс заметила в его глазах тень страха. Острое чувство жалости вдруг переполнило ее. Бедный парень. Накалывание чужих на булавки не было второй натурой Питера Майклза. Он не смог подавить инстинктивный ужас и превратить свое отвращение в твердое, каменное ядро, чтобы выстрелить им во врага. На какое-то мгновение ей захотелось удержать его. Остановить и сказать, что все кончится хорошо, что это просто игра в войну и, когда эта игра кончится, она успокоит его, залечит раны и все будет как прежде.
