Опять-таки не будем судить, хорошо это или плохо, но другие руководители коммунистических и близких к ним левых организаций, за исключением, пожалуй, лидера движения «Трудовая Россия» Виктора Анпилова, широким массам или вообще неизвестны, или люди имеют о них довольно смутное представление. Как, например, о Сергее Глазьеве, который сначала под крылом КПРФ создал себе имидж публичного политика левого толка, а оперившись, сколотил в 2003 году в противовес Компартии предвыборную коалицию с притягательным для россиян названием — «Родина». Туман, впрочем, рассеялся, лишь только стало известно, что Глазьев руководствовался отнюдь не патриотическими побуждениями, а указаниями из Кремля — отсечь у КПРФ как можно больше сторонников и на очередных думских и президентских выборах забрать у нее максимальное количество голосов. Надо отдать ему должное: Сергей Юрьевич показал себя способным исполнителем замыслов кремлевских полит-технологов. Правда, выполнив поручение, почувствовал себя не у дел. Поэтому и главные итоги 2006 года в интервью интернет-порталу «Regions.ru» он оценил весьма пессимистично: «Самым важным событием с точки зрения перспектив развития политического процесса стало окончательное закрытие Народно-патриотического союза „Родина“, составные части которого „ушли“ сегодня в разные политические партии. Таким образом, накануне очередного избирательного цикла власть выполнила задачу по дезорганизации патриотической оппозиции, что влечет за собой отсутствие реальной политической конкуренции». После этих слов закономерен вопрос: а разве не сам он был главным действующим лицом, через которое и осуществлялся раскол патриотических сил?
Реальность сегодняшнего дня такова, что тяжелое бремя лидера левых сил, отягощенное не только неизбежными для политического деятеля собственными ошибками и просчетами, но и грузом проблем, унаследованных Компартией из прошлого, Зюганову приходится нести на себе чаще всего в одиночку. А кроме того, вынужден он тащить за собой еще целый воз всяческого хлама минувших лет, который упорно — кто исподтишка, а кто и в открытую — подбрасывают ему недоброжелатели как справа, так и слева. Причем те, кто слева, в последнее время выполняют эту работу с возросшим энтузиазмом и временами даже с каким-то странным упоением.
Не секрет, что с первых дней существования КПРФ между ней и другими, близкими ей по крови и духу движениями и объединениями обозначились идейные и тактические расхождения, вызванные различным пониманием новых исторических условий и задач, доселе неведомых практике коммунистического движения. Остроту разногласий в какой-то степени сгладила внушительная победа Компартии на думских выборах 1995-го и президентских выборах 1996 года, которая подтвердила правильность выбранного ею курса и продемонстрировала огромный авторитет Зюганова среди широких слоев трудящихся и интеллигенции. Однако развить успех коммунистам тогда не удалось — наступила полоса тяжелой и затяжной борьбы с установившимся в стране режимом, сумевшим к концу девяностых годов укрепить свои позиции во всех ветвях власти.
Именно в этот период критика Зюганова и других руководителей КПРФ со стороны радикальных марксистов стала все чаще выходить за рамки элементарной партийной этики, приобретать характер личных «разборок», далеких от интересов общего дела. Объективно это играло лишь на руку правящим силам, упрощало задачи Кремля по расчленению и поэтапному уничтожению левой оппозиции, так как подрывало авторитет ее идейного ядра и главного оплота. К тому же ортодоксальная марксистская риторика соперников КПРФ на левом фланге не находила желаемого отклика в массах, чаще вызывала прямо противоположный, отталкивающий эффект, что в конечном счете значительно сужало социальную базу сопротивления антинародному курсу официальных властей.
Вместо того чтобы разобраться, почему их лозунги не воспринимаются современным рабочим классом, трудящимися массами, ультралевые марксисты свою нереализованную энергию по-прежнему тратят на бессмысленную идейную борьбу с Зюгановым. А он, к их великому неудовольствию, никак не желает возвращаться в прокрустово ложе привычных догм, считая, что линейное воспроизведение опыта прошлого может привести только к прошлому.
