, которую можно отнести к одному из наиболее значимых научно-публицистических трудов Зюганова.
Некоторые из содержащихся в ней выводов помогут нам лучше понять характер действий и поведения нашего героя на историческом изломе начала девяностых и в последующие годы.
По мнению Геннадия Андреевича, с конца 1991 года в динамике преобразований страны был совершен переход от ее реформирования в рамках формационных изменений к сверхрадикальной ломке сложившегося в социалистическую эпоху уклада жизни и образа мыслей. Главная особенность этого периода определялась не антагонизмом между основными классами и социальными слоями, а нарастающими противоречиями между правящим режимом, опирающимся на узкий слой либо компрадорской, либо националистической «ворократии», и остальным народом, между объединительными тенденциями развития России и субъективными, волюнтаристскими устремлениями захватившей в стране власть узкокорпоративной группы.
Заметим, что Зюганов отнюдь не намерен игнорировать марксистский, классовый подход к анализу внутриполитической ситуации. Просто для него было очевидным, что говорить о «классическом» противоречии между трудом и капиталом преждевременно — оно еще не назрело. Его отсутствие обусловило и особенность механизма социально-политических изменений в начале девяностых годов. С того момента, как политической группировке крайних, радикальных «западников» удалось при поддержке мировой олигархии взять в России политическую власть, стало ясно, что значительная часть россиян не примет тот путь развития, на который ее стремились направить «демократы». Столь же очевидным было и то, что число недовольных станет расти по мере обнищания масс и углубления всеобщего хаоса — неизбежных последствий политического и экономического курса нового российского руководства. На определенном этапе всеобщее недовольство должно было неизбежно достичь критической точки, тех масштабов, при которых удержать страну без применения силы станет невозможно. Избежать этого позволял запрограммированный сценарий, в основе которого лежала методика контролируемого перевода России в новый политический режим с элементами диктатуры.
Такое программирование Зюганов назвал методикой «контролируемых взрывов», или «управляемой катастрофы». Ее главной целью являлось последовательное устранение с российской политической арены всех сил, которые в состоянии воспрепятствовать интеграции страны в единую сверхгосударственную систему «нового мирового порядка». В рамках такой методики получают внятное объяснение многие загадки нашей новейшей истории, в том числе трагикомический «путч» ГКЧП и события октября 1993 года. Более того, Геннадий Андреевич полагал, что предложенный им подход к оценке событий делает возможным достаточно четкое прогнозирование политической ситуации в ближайшем будущем.
Был ли он прав, выдвигая довольно необычные и для многих неожиданные суждения? На мой взгляд, если Зюганов иногда и оказывался в плену каких-то частных заблуждений, он все равно находился на верном пути, во всяком случае — недалеко от истины.
Далеко не все соратники Зюганова по партии отдавали себе отчет в том, что же произошло. Тогда, после августа 91-го, слишком тяжело было признать, что КПСС потерпела сокрушительное поражение. А главное — то, что основной груз вины за это поражение ложится на их поколение коммунистов, не сумевшее защитить народ, не оправдавшее его надежд и доверия. Хотелось, конечно, думать, что проиграно всего лишь сражение и исход войны еще не предрешен. Что достаточно собрать, перегруппировать разбитые, разрозненные части, и можно еще попытаться отвоевать утраченные плацдармы, вернуться на исходные позиции. Вера в жизненность подобной концепции, а по сути — в возможность скорого коммунистического реванша, стала и своеобразным критерием, мерой преданности борьбе за восстановление попранных идеалов справедливости. Иные подходы не признавались — за ними мерещились оппортунизм, соглашательство, предательство интересов трудящихся. Прямолинейная и незамысловатая шкала идеологических ценностей, позаимствованная без какого-либо критического осмысления у разгромленной КПСС, позволяла идти в бой с чистой совестью: вся вина за случившееся со страной возлагалась на горстку предателей и их вольных или невольных пособников из бывшей партийной номенклатуры. Главный вопрос дня: «Что делать?» считался давно уже решенным — предшествующими поколениями коммунистов. Основная энергия уходила на то, чтобы разобраться: кто виноват? Дискуссии на эту тему перерастали в бесконечные, затянувшиеся на долгие годы выяснения отношений между лидерами левых сил и приводили к непримиримым разногласиям. Что греха таить, и поныне нет-нет да и вспыхнут среди бывалых коммунистов мимолетные «разборки» итогов давнишнего голосования по кандидатуре Горбачева на XXVIII съезде КПСС — известно ведь, кто и как голосовал. Такой вот критерий истины…
