— Да вот! — сердито ответил дворник. — Господа и прислуга у майора спят, а эти черти ломятся. Времени им, видишь, нету!
Стоявшие тут же водовоз, прачка и булочник загалдели в один голос:
— Завсегда Прасковья рано встает, а тут на! Восемь часов!.. И господа встают рано!.. В восемь часов майор окно открывает!.. Неладно тут!.. Надо бы квартального!..
Коллежскому советнику Степанову это безмолвие в квартире майора тоже показалось странным. Он знал майора уже десять лет. Старый служака, он просыпался всегда рано и уходил в казармы. Когда вышел в отставку, у него сохранились прежние привычки. Степанов вчера играл с ним в шашки до 9 часов вчера, после чего ушел, оставив всех здоровыми и довольными. И вдруг… такой сон!
— Беги в квартал! — приказал он дворнику. — Я сейчас спущусь!
Дворник бросился со двора, и всех охватило какое-то жуткое предчувствие.
Хозяин дома как был — в халате и туфлях — поспешно сошел вниз и стал по очереди расспрашивать каждого: долго ли и в какие двери и окна стучался. Потом сам стал стучаться в обе двери и во все окна. То же безмолвие…
Теперь уже всеми овладел ужас: стоявшие стали говорить шепотом, а закрытые ставнями окна и безмолвие за ними выглядели зловеще.
У майора квартира состояла из пяти комнат, сеней и кухни. Красивое крылечко с парадной дверью вело в просторные сени, за ними была кухня, слева — столовая, гостиная и спальня майорши, справа — кабинет и спальня майора. Все восемь окон с красивыми деревянными узорами, теперь закрытые зелеными ставнями с прорезами в виде сердец, выходили на передний двор, а окно кухни — на задний. Дверь же из кухни выходила на общую лестницу, которая вела на второй этаж, в мезонин, где жил сам домохозяин — одинокий холостяк со старой прислугой.
Минут через двадцать вернулся дворник с квартальным и помощником пристава.
— Что тут у вас? — спросил помощник.
— Да вот, — ответил Степанов и рассказал о происшедшем. — Избави Бог, не беда ли, — окончил он.
— А вот узнаем! Может быть, двери отперты! Эй, дворник, попробуй! — сказал помощник дворнику.
Тот подбежал к крылечку и подергал дверь. Заперта.
Услужливые водовоз и булочник стали дергать дверь в кухню. — Заперта тоже.
— Тогда ломать, — решил помощник. — Как они запираются?
— Передняя — на ключ, — объяснил дворник, — а в кухне на крюк.
— Ну, тогда легче переднюю! Неси топор!
Квартальный составил акт, дворник принес топор, засунул лезвие между дверей у замка и одним нажимом открыл замок.
Помощник отворил дверь и двинулся вперед, следом пошли квартальный и домохозяин. Дворник остался в дверях.
И едва эти трое скрылись за дверью, как раздался крик ужаса и домохозяин выскочил на двор с криком «Убиты!» и тотчас опять вбежал в квартиру.
Собравшаяся уже изрядная толпа хлынула к дверям, когда показался квартальный и, выбежав на улицу, стал неистово свистать. Созвав будочников, он отогнал их на двор для сохранения порядка, а сам помчался за мною.
В то время я уже занимал свое ответственное место.
Было 10 часов утра. Я только что приехал с дачи в своей одноколке, когда запыхавшийся квартальный ввалился ко мне и почти прокричал:
— Страшное убийство! Четверо!
— Где?
— В Гусевом переулке.
— Едем!
Я захватил с собою одного из агентов — ловкого Юдзелевича, сел в одноколку и поехал, приказав оповестить судебные власти.
У ворот и на дворе уже толпились зеваки; будочники отгоняли их, переругиваясь и крича до хрипоты.
У крыльца меня встретили бледные пристав и помощник. Я прошел за ними в квартиру майора и то, что увидел, до сих пор оставило во мне неизгладимое впечатление ужаса.
Я вошел не с крыльца, а через кухню, дверь в которую приказал отворить пристав. В просторной чистой и светлой кухне ничто не указывало на преступление, но едва я дошел до порога внутренней двери, как наткнулся на первую жертву преступления.
Молодая девушка в одной сорочке лежала навзничь на самом пороге, раскинув руки. Вокруг ее головы была огромная лужа почерневшей крови, в которой комом свалялись белокурые волосы. Застывшее лицо ее выражало ужас.
Я спросил, кто это, и мне объяснили, что это — Прасковья Хмырова, служившая у Ашморенковых в горничных второй год.
