Ясно было, что приходится ловить уже искушенного мошенника. Очень вероятно также было то, что он бежал именно в Петербург, который был ему, очевидно, хорошо знаком. Встал вопрос о его приметах.
Приметы? Получился обыкновенный «паспортный» ответ: блондин высокого роста… Но мало ли блондинов высокого роста… Усилили наблюдение за местами, где он проживал раньше, приглядывались ко всякого рода блондинам высокого роста, но Григорьев, он же Соловьев, как в воду канул…
Прошло месяца три, а то и все четыре.
Уже светало, когда по одному из глухих переулков Выборгской стороны мирно шествовал домой ночной «страж» и мирно потрескивал трещоткой, которая в то время составляла необходимую принадлежность ночных хранителей окраин Петербурга. Вдруг показалась маленькая фигурка, со всех ног бежавшая по направлению к сторожу. Это был мальчуган лет 12, с перепуганным лицом, еле дышавший от волнения и бега.
— Дяденька, дяденька! — кричал он, запыхавшись. — На заборе удавленник висит!..
Явилась полиция. Оказалось, что на одном из бесконечных заборов, которых так много в этой части города, висело тело человека в очень странном положении: корпус находился за забором, а со стороны улицы виднелась только голова, запрокинутая лбом книзу, туго притянутая у шеи небольшим ремнем, привязанным к громадному гвоздю, вбитому в середине забора. Картина была более чем неприятная…
Началось дознание, которое было поручено мне. Личность удавленника удалось установить. Им оказался чухонец из 2-го Парголова, крестьянин Лехтонен, который жил с женой и приемышем. Мужчина был здоровый. Вечером накануне своей смерти он ушел из дому с утра. Где он был в течение целого дня, что делал — установить не удалось. Освидетельствование тела указывало, однако, на то, что здесь имело место убийство, которое убийца, очевидно, хотел выдать за самоубийство.
Первое время я ничего не мог обнаружить. И только после долгих розысков удалось обнаружить следующее.
У Лехтонена была сестра, некая Ахлестова, приезжавшая из Финляндии на несколько дней в Петербург и бывшая с ним, как удалось узнать, в день убийствав послеобеденное время в одном из трактиров в Измайловском полку. Сестра показала следующее.
Когда они вышли, уже сильно навеселе, из трактира, брат ее, Лехтонен, держал в руках две двадцатипятирублевки, которые он получил за проданную лошадь. В эту минуту к ним подошел какой-то человек высокого роста, широкоплечий, с маленькими темными усиками и родимым пятном на левой щеке. Человек этот спросил у Лехтонена, который час, затем разговорился с ними и, узнав, что они идут на Выборгскую сторону, сказал, что ему с ними по пути.
Когда они дошли до Выборгской, уже стемнело. Незнакомец предложил им зайти в известную ему сторожку на огороде и выпить водки. Получив согласие, он сбегал за водкой. В сторожке они пили, по словам Ахлестовой, так много, что она допилась до бесчувствия и очнулась только ночью на огороде, но, как она впоследствии сообразила, совсем на другом конце. Думая, что в пьяном виде она сама сюда забрела, она не пошла искать брата, а вернулась на постоялый двор, где и ночевала, а на следующее утро уехала к себе домой в Финляндию.
Как ни странно было поведение сестры убитого, уехавшей, не увидев брата, пьянствовавшей с ним в компании незнакомого мужчины и так далее, но самые тщательные расследования привели к полному убеждению в том, что она говорит правду.
У меня появилась мысль о тщетно разыскиваемом Григорьеве-Соловьеве. С одной стороны, приметы подходили: высокий, плечистый, светлые глаза… Но с другой — темные усики, родимое пятно на левой щеке… Ничего этого в приметах не было.
Опять я начал усиленный розыск в тех местах, где мог быть этот преступник. К прежним приметам добавились еще усики и родимое пятно, но… опять все было безуспешно… Неудачи начали меня обескураживать, а тут явилась еще весьма-таки новая ловкая «штука»…
Из квартиры купца Юнгмейстера, близ Выборгской заставы, были похищены ценное верхнее платье и золотые часы. Как была совершена эта кража, мы долго не могли себе уяснить. Похищенные вещи находились в комнате, где хранились также в денежном железном шкафу процентные бумаги и деньги хозяина квартиры. Комната запиралась особым французским замком, сделанным по особому заказу Юнгмейстера. Окон в этой комнате не было: она освещалась с потолка через стеклянную раму и длинную трубу, заканчивавшуюся на крыше конусообразной, также стеклянной, рамой.