Прошло несколько секунд. Дверь не отворялась. Полковник позвонил еще раз. Тот же эффект. «Что бы это могло значить? — пронеслось у него в голове. — Неужто спят? Странно… Александра Васильевна встает рано, да к тому же она сама просила меня прихать к девяти часам утра, чтобы заняться проверкой счетов, присланных управляющим ее имения. И где же горничная, Надежда? Неужто тоже спит?» И он стал теперь звонить энергичнее, почти беспрерывно.
За дверями царила невозмутимая тишина, которую резко прорезывал звук металлического колокольчика.
Недоумевающий полковник собирался было уже уходить, чтобы от дворников узнать, не уехала ли куда рано утром Миклухо-Маклай со своей прислугой, да вдруг подумал и нажал дверную ручку. К его удивлению, дверь отворилась.
Он вошел в прихожую и громко закричал:
— Надежда! Эй, Надя! Где вы?
Тишина. Безмолвие.
«Что за черт!» — вслух вырвалось у полковника. Из передней он собирался было уже пройти в комнаты, как вдруг остановился, словно пораженный столбняком.
У дверей, ведущих из прихожей в залу, он увидел распростертую окровавленную фигуру прислуги Надежды. Несколько секунд продолжался столбняк ошалевшего от ужаса полковника. И когда, наконец, он прошел, страшный крик огласил квартиру Миклухо-Маклай:
— Убили! Зарезали!..
С этим криком полковник бросился вон из квартиры и, выбежав на улицу, наткнулся на одного из дворников.
— Беги… скорей… к старшему… к конторщику… к управляющему… В квартире госпожи Миклухо-Маклай убийство. Слышишь, — убийство… Девушка лежит в прихожей зарезанная… — Голос полковника дрожал от душившего его волнения.
Дворник от испуга как бы окаменел.
— Что ж ты стоишь, дубина?! Где управляющий? Беги! Дай знать… в полицию… скорее… — вылетало у полковника. — Господи, господи… да неужели и Александра Васильевна убита! — метался полковник.
Дворник, придя в себя и сообразив, в чем дело, стремглав бросился во двор дома, крича:
— Петр Кондратьич, Петр Кондратьич, в квартире полковницы убийство!
— Где? — раздался спокойный голос.
Появился конторщик дома, этот самый «Петр Кондратьич». Полковник в страшном волнении, путаясь, заикаясь, стал рассказывать конторщику то, что ему, на горе, пришлось увидеть.
— Дайте знать полиции! Скорее! Скорее!
— Дадим… Это уж как водится, — бесстрастно ответил конторщик.
Через несколько минут приставу 4-го участка Спасской части было сообщено, что в доме Яковлева в квартире вдовы статского советника Миклухо-Маклая обнаружено убийство.
Я сидел за составлением доклада по весьма важному делу, как вдруг ко мне ворвался мой помощник:
— Ваше превосходительство, сейчас из Спасской части сообщено, что в доме Яковлева убиты вдова статского советника госпожа Миклухо-Маклай и ее прислуга!
— Опять там… Какой странный дом… — проговорил я. — Вот что: конечно, прежде всего дайте знать судебным властям, а затем — едемте. Захватите с собою чиновников Игнатьева и Жеребцова.
Через несколько минут мы подъехали к дому Яковлева.
Весть об убийстве успела облететь не только всех жильцов этого дома, но и почти весь квартал. Перед подъездом уже стояла огромная толпа народа, столь охочая до всевозможных кровавых зрелищ, которую усиленно осаживали и просили разойтись городовые. Два околоточных надзирателя хриплыми голосами выкликали:
— Разойдитесь, господа! Все равно туда не попадете… Нельзя… Разойдитесь.
У дверей я встретился с уже успевшими прибыть товарищем прокурора, судебным следователем и полицейским врачом. Мы вошли в квартиру.
У порога нас встретил полковник В. Бедный старик плакал, твердя:
— Чувствую, погибла от ножа злодея и моя добрая, хорошая Александра Васильевна.
Мы обратились к нему. Он рассказал нам тут, на пороге квартиры, о том, что увидел.
— Прошу вас, полковник, остаться. Вы можете быть нам очень полезны вашими сведениями, указаниями, — сказал я ему.
Мы вошли в прихожую. Небольшая, довольно светлая комната. Вешалка, зеркало, стол, два стула. На вешалке — несколько дамских верхних вещей. Из прихожей две двери: одна — в коридор, другая — в залу.
И вот у двери, ведущей в коридор, лежал труп прислуги, Надежды Торопыгиной. Мы все склонились к нему.
