Гений пустого места - страница 11

Шрифт
Интервал

стр.

И стало понятно, что это… все. Больше ничего не будет, и ждать особенно нечего.

Жизнь удалась.

Поэтому Хохлов, который был гораздо менее талантлив и гораздо более занят, чем Лавровский, очень ему сочувствовал и отлично понимал, почему тот морозной декабрьской ночью тащится его провожать.

Ну и пусть провожает, ничего в этом такого нет!..

Вдвоем они собрали мусорные мешки, некоторое время потолкались в теснотище крохотной прихожей и вывалились на лестницу. Они не разговаривали друг с другом и заговорили, только когда вышли из подъезда, удалились на порядочное расстояние, и Хохлов закурил.

— Позвонить мне надо, — сказал Лавровский виновато. — Ты понял, да?

— Да чего тут непонятного!

— А ты… ночевать хотел, Мить?

— Да ладно!

— Ну и оставался бы! Чего ты ушел-то?!

— Да что я буду вам мешать!

— Ничего ты не мешаешь!

— Я знаю.

Лавровский приостановился, доставая из нагрудного кармана телефон.

— Ты не поверишь, — сказал он, высвободив мобильник и нежно прижав его к груди. — Живу, как шпион! Все время помню, что звонок нужно стереть, что SMS-ки тоже надо стереть, компьютер не забыть проверить, чтобы там все… ну, нормально все было! Прямо как собака сторожевая!

Хохлов пожал плечами.

— Хорошо тебе, ты не женатый, — продолжал Лавровский, внимательно следя за лицом друга. Ему хотелось, чтобы его не только не осуждали, но еще и поддерживали. Без поддержки он никак не мог, ну никак!..

— Да, хорошо, — согласился Хохлов и в сто сорок пятый раз за вечер сказал себе, что никогда не женится.

В первый раз он сказал себе это, когда приехал домой и застал у себя в квартире Галчонка и ее маму Тамару Германовну.

— Нет, Мить, ну скажи, как жить?! Ну как, ей-богу, жить, а? Светка страдает, что денег мало, дети дерутся, я на работе все время! Ну как тут не…

— Не трахнуть кого-нибудь? — подхватил Хохлов. — Ясное дело, с ума сойдешь не трахнувши!..

— Зря ты так, Митька!

— А чего ты ко мне лезешь?! Чего ты стонешь? Нравится так, ну и живи, как тебе нравится!

Хохлов приостановился, зажал сигарету в зубах и на манер заботливой мамаши поправил на Лавровском клетчатый шарфик. Вторая рука у него была занята мусорным пакетом.

— Давай продолжай, Дима! Все у тебя отлично! А SMS-ку стереть много ума не надо!

— Ты чего, Хохлов? Чего напал-то на меня?!

— А ты вспомни, как на Светке женился! Как ты ее на руках носил, портреты рисовал и обещания обещал!

— Да когда это было?! И что тут такого-то?! Все так живут, и ничего!

— Все пусть живут как хотят, — выговорил Хохлов, как в лицо плюнул, — а ты мой друг! И я этих ваших… финтифлюшек не понимаю! Не понимаю, и все тут!

— Да должна же у меня быть в жизни хоть какая-то радость?! Должна или нет?! Или я только вкалывать обязан и все в дом тащить?!

— Должна, — сказал Хохлов и поставил на снег мусорный мешок. — И если твоя радость только в том и состоит, чтобы налево бегать, плохой ты мужик, Дима. Друг, может, и хороший, а мужик плохой. Ну, надоело тебе все, так разведись ты с ней!..

— Разведись! Легко сказать! А дети? А квартира?

— На квартиру плевать, заработаешь, ты же мужик! Детей поделите, будешь деньги давать и с пятницы по воскресенье к себе их забирать!

— Да сколько на это денег нужно!..

Хохлов вдруг словно увидел себя со стороны.

Вот стоят они, оба-два, посреди пустынного заснеженного двора, где дремлют уставшие за день машины, и свет единственного фонаря голубыми полосами ложится на снег, а за полосами темнота и глухомань, как будто там, за границей жидкого света, сразу начинаются тайга и бурелом. Вот стоят они, оба-два, курят и базарят о вечном, ни с того ни с сего базарят, просто так, потому что вожжа под хвост попала и настроение дурацкое, потому что вечер сегодня такой, и они обижаются друг на друга всерьез и в эту минуту всерьез уверены, что эти их дурацкие разговоры могут что-то изменить, улучшить, повернуть в другую сторону!.. Да разве можно хоть что-то изменить?!

Лавровский все еще продолжал бормотать что-то оправдательное, такое, что, по его мнению, могло бы убедить Хохлова, будто живет он правильно и «должна же у него быть в жизни радость», и Хохлову стало его жалко и стыдно за себя и за свой морализаторский тон.


стр.

Похожие книги
Татьяна Витальевна Устинова
Татьяна Витальевна Устинова
Татьяна Витальевна Устинова
Татьяна Витальевна Устинова
Татьяна Витальевна Устинова
Татьяна Витальевна Устинова
Татьяна Витальевна Устинова, Павел Алексеевич Астахов
Татьяна Витальевна Устинова