Гений и злодейство, или Дело Сухово-Кобылина - страница 168

Шрифт

Интервал

Итак, сцена дознания. Расплюев, Пахомов, Качала и Шатала — «мушкатеры богатырских размеров».

«Расплюев…Эй, Шатала!

(Шатала подходит.)

Стань ты вот здесь! (Становит Шаталу сзади Пахомова). Таперь, как я ему вопрос дам, так ты мне его и резни, — и так ты мне его резни, чтобы у него ответ как пуля вылетел… Понимаешь?

Шатала. Как нам эвтова не понимать, ваше бродие.

(Насыкивается ударить Пахомова.)

Расплюев (останавливает его за руку). Дурак! Стой! — ты не так, а вот когда я ему вопрос изделаю.

Шатала. Слушаю, ваше бродие.

Расплюев (ставши против Пахомова). Ну вот, сынок, ты теперь мне и объясни, что замечал ты особенного в твоем жильце, Силе Копылове?

Пахомов (озираясь назад). Что… Я… заметил у Коп… (получает в затылок удар и прикусывает язык) ууу… ууу… батюшки…

Расплюев (Шатале, с сердцем). Осел! Ну что же ты ему самую таперь речь перебил? А? Я тебе что приказал… (Подступает к нему со сжатыми кулаками.) Ты, стало, моих слов не слушаешь — а?

(Шатала смотрит на него во все глаза.)

Постой, глупый бык, — я тебе эвту механику устрою… Эй, Качала, — поди сюда!

(Качала подходит.)

Качала. Чаво изволите, ваше бродие?

Расплюев. Стань вот сзади эвтого быка. (Становит его сзади Шаталы.) Вот так (поднимает ему руку), так! Как я тебе сигнал дам, так ты мне его в затылок и двинь… (Шатале.) Вот ты у меня, бычье рыло, и будешь знать, когда тебе следует свидетеля резнуть. (Отходит в сторону и осматривает.) Ну, вот, дружки, я вам механику и устроил… и устроил…

(Мушкатеры стоят в позе; Расплюев ими любуется.)

Теперь и отдохнуть можно. (Садится на стул.) Пойдет машина сама собою. (В духе разваливается на стуле и покачивается.) Н-ну, приятель, — объясни же мне, что заметил ты особенного в твоем жильце, Силе Копылове? (Дает сигнал.)

(Качала режет Шаталу — Шатала Пахомова — Пахомов вскидывается на воздух и валится на Расплюева. Они падают один на другого и катятся по полу. Шум и смятение.)

Пахомов. Ой, ой, ой… батюшки, у… би… ли… у… би… ли…

Расплюев (запыхавшись, приподнимаясь с трудом). Ох… стой… Ох — спину сломали… о… черти!!. палачи! (оправляется) вологоны проклятые, лукоперы… Ишь рыла-то здоровые уставили…

Ох (входит). Что это, — что такое?

Расплюев. Помилуйте, Антиох Елпидифорыч, — вот дворника допрашиваю, так никак не соображусь.

Ох (посмотрев на Пахомова, Шатале). Что же ты, дубовая башка, так дерешься?

Шатала. Их блродие изволили говорить: режь — я и резнул.

Ох. Ты этак человека убьешь.

Шатала. Никак нет, ваше высокородие, я снароуку знаю; я его у самый загривок резнул. Мне их брродие строго приказывают: если ты, говорят, у меня человека убьешь, — так я тебя палками закатаю. Так я эфто у предмете имею».

Вот после того и Пахомов покажет вслед за Людмилой, что Копылов, дескать, оборачивался: «…сойдет с лестницы — ну — иное дело — случится — в стену и обернется!»

Снова спросим самих себя: жаль нам в эту минуту Пахомова? И снова, удивляясь себе, ответим: нет.

Однако повременим обвинять: себя — в жестокосердии, Сухово-Кобылина — в антигуманизме.

Вот зарисовка живой натуры — давней, начала нашего века. Тоже допрос, тоже свидетеля. Его покаянный и страшный рассказ.

«Вызывают в участок. Прихожу. Ведут в кабинет к приставу. Глаз на глаз. Вы знаете наших южных приставов? У них самих — ничего. Но у жен их всегда отличные имения и с каждым годом округляются. Господин выхоленный, франт, усы в стрелку, от брильянтина шилом торчат.

Посмотрел пристав:

— Ты музыкант?

— Музыкант.

— Пилишь или насвистываешь?

«Вижу, ничего. Добрый. Думаю: шутить хочет».

— Флейта.

— Семейный?

— Жена, двое детей.

— Мастерство какое-нибудь знаешь?

— Зачем же мне мастерство, если я на флейте 75 рублей в месяц зарабатываю?

— Здорово! Какие деньги вам, свистунам, платят!

«А я флейтист хороший. Если бы не семья, я, может быть, концертантом попробовал бы быть. Я и здесь 200 гульденов в месяц имею. Первая флейта!»